КукольникГанс
на тему W.A. Mozart Piano Concerto 23 A major, Adagio
«…Глаза, улыбка, волосы и брови -
Мне говорят, что только в древнем слове
Могла всецело отразиться ты…»
У. Шекспир (130-й сонет)
Моей жене Ольге Антоновне Балицкой
1
Более двухсот лет тому назад, когда благородные кавалеры носили косички, перетянутые черными лентами, туфли с серебряными пряжками, шелковые чулки, узкие кюлоты, камзолы в полоску, шляпы-треуголки и трости, а их дамы одевались в пышные платья с фижмами и глубоко декольтированными лифами, украшая полуобнаженную грудь косынками или нитями жемчуга, а голову – белоснежными, накрахмаленными чепцами, в старинном немецком городе Гюнцбурге, неподалёку от улицы Розенгессхен, на берегу ручья Штадтбах стоял дом, стены которого круглый год были увиты зеленым плющом, а песчаная дорожка, ведущая от парадной двери к поросшему мягкой травой берегу ручья, была с обеих сторон обсажена пышными розовыми кустами, в которых днем с довольным гулом без устали сновали хлопотуньи-пчелы и их солидные родственники – шмели, а теплыми ночами теноры-соловьи ангажировались на убранные самой Флорой подмостки.
Дорожка заканчивалась короткой, в три ступени, лестницей, спускавшейся к небольшим деревянным мосткам, с привязанной к ним лодкой, украшенной высокой резной кормой, к верхнему завитку которой был прикреплен небольшой фонарь с белой стеариновой свечой, отражавшейся во время вечерних лодочных прогулок в безмятежных водах ручья.
Когда в полдень Солнце переходило с правого берега ручья Штадтбах на его левый берег, каждое окно верхнего этажа дома старалось сверкнуть ему в ответ ярче остальных, в то время как три низких окна первого этажа подслеповато щурились мелкой клеточкой стекол в старинном свинцовом переплете.
В верхнем этаже дома жил Советник со своей семьей, состоявшей из жены и трех детей: двух мальчиков – пяти и четырех лет отроду и их трехлетней сестрички.
В нижнем этаже дома жили седой и сутулый старик со своей женой, занимавшие только половину нижнего этажа, в другой половине которого размещалась кухня с большой плитой, возле которой жена старика возилась день-деньской, готовя завтраки, обеды и ужины для семьи Советника, в перерывах между ними варя кофе по требованию супруги Советника или кипятя белье, тратя оставшееся время на уборку в комнатах верхнего этажа.
Старик убирал двор, ухаживал за кустами роз и газоном, чистил, не позволяя зарастать травой, песчаную дорожку и выполнял разные поручения, которые получал от Советника и госпожи Советницы, строго требовавшей, чтобы старик и его жена обращались к ней только так и никак иначе.
Советник, получивший воспитание в пансионе Ордена школьных братьев-пиаристов и вкусивший сладкие плоды просвещения в Геттингенском университете – в этом прославленном питомнике поэтов и математиков, будучи человеком высокообразованным и в высшей степени владевшим собой, давая поручение старику и его жене, обыкновенно начинал его так: «Послушай, ты не мог(ла) бы…», при этом, никогда не называя их по именам.
Госпожа Советница, в отличие от своего супруга, имела характер вспыльчивый, и вследствие этого была всегда и всем недовольна. Обращаясь к старику или его жене, она была более лаконична: «Сделай то, да поскорее».
Упоминая в разговоре с супругом старика или его жену, госпожа Советница называла их «этот» или «эта».
Однажды жена старика совершила немыслимый и возмутительный проступок: убирая детскую комнату, где в своих кроватках мирно почивали, дружно идя в рост, дети Советника, она грязными руками, только вытерев их о свой рабочий фартук, погладила по голове дочь Советника – маленькую Маргариту.
Видит Бог, чего стоило госпоже Советнице сдержаться, чтобы не отхлестать по щекам забывшую свое место нахалку.
