Глава 1: Зов Болота
Последний рывок по разбитой колее, больше напоминавшей траншею после артобстрела средней интенсивности, вытряс из Евы Кравец остатки не то чтобы оптимизма – его у нее отродясь не водилось в избытке – а скорее, иллюзии контроля над ситуацией. "УАЗик", арендованный у мутного типа с золотыми зубами и обещаниями "зверь-машины, а не тачки", испустил дух с драматизмом актера третьесортного театра, сыгравшего свою финальную Офелию в луже болотной жижи. Капот дымился, словно маленький вулкан перед извержением дешевого гнева, а из-под днища капало что-то темное и подозрительно похожее на кровь двигателя.
– Ну, приехали, – пробормотала Ева, вылезая из кабины и с отвращением оглядывая свои джинсы, теперь украшенные живописными брызгами. – Конечная. Дальше пешком, как в старые добрые времена палеолита. Только мамонтов не хватает для полного погружения. Хотя, судя по рассказам Левина, тут и похлеще мамонтов водится.
Погода вторила ее настроению с энтузиазмом висельника, проверяющего прочность веревки. Низкое, брюхатое небо цедило мелкую, нудную морось, от которой одежда мгновенно становилась противно-липкой. Воздух, густой и тяжелый, как непропеченный кекс, пах прелью, сырой землей и чем-то еще – неуловимо сладковатым, тревожным, отчего внутри живота неприятно сворачивался холодный узел. Здесь, на самой кромке Топей Великой Скорби, как пафосно именовали эту местность старые карты, даже само время, казалось, текло медленнее, вязло в испарениях гниющей органики.
Ева вытащила из кузова свой видавший виды рюкзак, проверила крепления мачете – подарок от одного благодарного (и слегка спятившего) коллеги после экспедиции в бассейн Амазонки, где она доказала, что не все светящиеся грибы одинаково полезны для пищеварения местной фауны. Тот еще был цирк с конями и галлюциногенными жабами. "Наука требует жертв, Кравец, – проскрипел тогда в ее памяти голос профессора Левина, как всегда немного насмешливый, немного безумный. – Особенно если это чужие жертвы". О да, Левин. Именно его бредовые, как считало все "приличное" академическое сообщество, теории и привели ее в эту дыру мира, из которой, если верить слухам, не возвращался еще ни один здравомыслящий исследователь. Впрочем, к категории "здравомыслящих" Еву уже давно не причисляли. Особенно после того скандала с Институтом Паразитологии, когда ее гипотезу о коллективном сознании у кордицепсов назвали "плодом больной фантазии и злоупотребления кофеином". Директору она тогда пожелала лично убедиться в отсутствии сознания у его собственного мозгового слизня. Кажется, это было лишним.
Она отошла от издыхающего "УАЗика", который теперь мог служить отличным памятником человеческой самонадеянности, и шагнула на кочку, покрытую мхом цвета застарелой желчи. Перед ней расстилались Топи. Бесконечные, насколько хватало взгляда, переплетения чахлых деревьев с оголенными, скрюченными ветвями, похожими на руки утопленников, тянущиеся из мутной воды. Зеркала стоячей воды, подернутые ряской и радужной пленкой неизвестного происхождения, отражали свинцовое небо, удваивая ощущение безысходности.
Липкая тишина болота, казалось, не просто поглощала звуки – она их высасывала, оставляя после себя звенящую пустоту, от которой закладывало уши не хуже, чем от рева реактивного двигателя на испытаниях. Даже вездесущие комары, бич всех экспедиций, здесь вели себя как-то… пришибленно. Их писк был редким и нервным, словно они боялись привлечь чье-то внимание.
Ева сделала несколько шагов вдоль кромки, стараясь не провалиться в предательскую трясину, замаскированную обманчиво твердым на вид моховым покровом. И вот тогда она его почувствовала. Не услышала, не увидела – именно почувствовала. Едва уловимый, низкочастотный гул, который шел будто бы от самой земли, отдавался легкой вибрацией в костях стоп, поднимался выше, к диафрагме. И запах. Тот самый, сладковатый, что и раньше, но теперь он стал интенсивнее, настойчивее. В нем появились новые нотки – что-то пряное, почти мускусное, невероятно притягательное и одновременно вызывающее глубинное, первобытное беспокойство. Словно древний, как мир, инстинкт шептал: "Беги!", а другой, еще более древний и темный, отвечал: "Подойди ближе…"
