Глава первая: Полина
— Ради чего все это?! – орет Ира. Ее
взгляд мечется по мне, словно ищет, за что зацепиться. И находит:
сестра хватает меня за руку, тычет мне под нос мой же собственной
окольцованный палец. Бриллиант размером с ноготь мизинца такой
чистый, что достаточно капли света, чтобы миллионы искр рассыпались
по стенам радужной проекцией. – Ради вот этого? Ради денег?
— У тебя истерика, - говорю
спокойно.
— Я люблю его, понимаешь? – Она
заглядывает мне в лицо, долго что-то там высматривает, а потом
шарахается в сторону, словно получила крепкую затрещину, хоть я и
пальцем ее не тронула. – А ты просто захотела его деньги. Вдруг
решила, что Адам[1] больше не урод, и он как раз хорошо вписывается
в твои планы сделать себе обеспеченную сладкую жизнь.
Просто пожимаю плечами, потому что
глупо отрицать очевидное.
— Я жду от него ребенка, - говорю с
расстановкой, чтобы до сестры точно дошел смысл этих слов. Пусть
они станут финальным аккордом. Она поплачет, возможно, она будет
плакать по этому мужчине всю оставшуюся жизнь, но ей придется
смириться с тем, что я стану его женой и матерью его ребенка.
Ира моргает, потом остервенело машет
руками, как будто ее атакует невидимый рой пчел.
— Ты… что? – Я знаю, что она
прекрасно поняла с первого раза, но это же Ира – она с детства
прячет голову под подушку. Ей скоро тридцать, а она ничуть не
изменилась.
— Это было условие Адама: либо я даю,
что он хочет, либо… - выразительно выпячиваю указательный палец с
кольцом, - … никакой свадьбы. Вы были вместе три года, Ира, два
выкидыша – хороший повод задуматься над тем, способна ли ты вообще
родить.
— А ты хорошо подготовилась, сопливая
дрянь.
Я пожимаю плечами. Двадцать шесть не
тот возраст, когда слово «сопливая» будет уместным, но мне все
равно. Пусть говорит, что хочет. В конце концов, сестра имеет право
злиться. Только меня ее злость давно не трогает. Как, впрочем, не
трогает почти ничего в моей повседневной жизни. Есть цели, есть
средства, которые позволяют достичь желаемого. Я выбираю тот
вариант, который больше всего подходит лично мне. А руины будут
всегда – это неизбежность, этакая декорация, задний фон любых
отношений.
Кто-то скажет: дрянь, сука, двуличная
тварь.
И этот «кто-то» будет полностью
прав.
— Когда? – коротко спрашивает сестра,
и я вздыхаю, потому что прекрасно вижу, как ее взгляд падает на
календарь у меня за спиной. – Он был в отъезде и…
— Ты правда думаешь, что в наше время
нужны годы, чтобы пересечь океан? – Не хочу усугублять ситуацию, но
смешок вырывается сам собой. – Правда, Ира, в твоем возрасте нельзя
быть такой наивной.
Она все-таки срывается: бьет меня по
лицу. Раз, второй. Хлещет пощечинами так сильно, что голова
мотается из стороны в сторону. На одних инстинктах ставлю ногу
назад, вывожу себя из-под удара. Щеки горят, перед глазами скачут
красные огоньки. Сглатываю металлический вкус крови и с вызовом
жду, когда Ира ударит снова. Она уже занесла руку, но кривит рот от
невыкричаной обиды.
— Будем считать, что мы в расчете, -
говорю с полным безразличием.
Я научилась контролировать каждую
толику своих эмоций.
Я дозирую слезы и смех, порционно
раздаю улыбки, а сейчас точно не тот случай, когда стоит выходить
из себя.
— Убирайся! – Ира яростно тычет
пальцем в сторону двери. – И больше никогда…
Она жмурится так сильно, что глаза
утопают в мелких морщинках.
— Я была тебе вместо матери, Полина.
– Сестра глотает слезы, и ее рука беспомощно опускается, ударяется
о край тумбочки.
— Поэтому я не буду приглашать тебя
на свадьбу.
На самом деле не будет никакой
свадьбы, не будет никакого белого платья, романтического медового
месяца. Будет просто две росписи в журнале регистрации. Адам не
захотел, я согласилась. Мне плевать на платье, на воздушно-зефирную
романтическую чушь.
