После отбоя я обхожу палаты и проверю больных, не нужно ли им чего. И, как всегда, в последнюю палату я иду, сжав зубы и обрастая ядовитыми иголками, которые каждый раз хочется выпустить, но которые вынуждена сдерживать до последнего, потому что в таком случае я могу нарушить клятву Гиппократа, данную всего лишь год назад. Или заповедь Библии: не убий.
Я работаю в этом военном госпитале уже полгода, повидала немало всякого, и впервые испытала желание сбежать отсюда или поплакать только из-за этого несносного офицера. Старшего лейтенанта Каримова.
Накал неприязни начал разрастаться с того момента, когда он только поступил с горячей точки с простреленной ногой около месяца назад. Через неделю после операции ему стало легче и тут началось его вечное недовольство. Видите ли, тут его не трогай, здесь он сам, это ему не нужно, это он есть и пить не будет, на перевязку ему другую медсестру подавай, потому что я свой конопатый нос в чужие дела сую. И это я всего лишь подсказала, как лучше с женщиной говорить, если та обижена. А он облаял меня, сказал, что такая малолетняя дура как я ничего не понимает, а потом вообще потребовал к нему другую сестру приставить, потому что я задолбала его, а ведь я просто-напросто старалась выполнять свой долг на все 100 процентов.
Взрослый, высокий, военная выправка даже в таком состоянии заметна, брюнет с чертами Киану Ривза… а рычит как пёс подзаборный озлобленный!
То ли дело его друг, который регулярно приходит его проведать. Тоже военный, в соседней части служит, десантник. Макар. Он немного моложе, но намного приятнее. Он меня даже чашкой кофе с ягодно-сметанными корзинками пару раз угощал в нашей столовой. И солнышком иногда называет. Или ласково «веснушка». И, если честно, иногда мне кажется, я влюбилась.
У него такие красивые глубокие глаза цвета мокрого асфальта с голубыми и зелеными вкраплениями, чувственные по-мужски губы и родинка над верхней губой, которая каждый раз, когда я его вижу, заставляет опускать на неё взгляд и заворожённо смотреть и смотреть, как она движется от движений его губ при разговоре. И мои губы сильно печёт от желания поцеловать его.
Но, конечно, я каждый раз одергиваю себя, напоминая себе, что все эти мужчины здесь временно, они выздоровеют, уедут и забудут это место со всеми его обитателями, и мне никак нельзя засматриваться на здешних пациентов, даже если они настолько волнуют. Да и Макар, хоть и обходительный, очень вежливый со мной и улыбчивый, кажется настоящим ловеласом, который с одной девушкой надолго никогда не задерживается.
Он-то меня и немного просветил, когда застал наше «приятное» общение со своим другом. Каримов что-то тихо выплёвывал в мою сторону, пока я меняла постельное, а я так же тихо бурчала себе под нос, не смея высказаться так, как на самом деле хочется.
– Солнышко, ты не обращай внимания. Он на самом деле не такой вредный и злой. Просто у Рината проблемы с бывшей женой. Он должен быть за тысячи километров отсюда и разбираться с ней, а в итоге валяется тут. Вот и злится, и злость эту на тех, кто рядом, срывает. На тебя, получается, – объяснял мне мужчина тихо и доверительно, выйдя за мной из палаты и поймав меня за локоть.
– Проблемы? Что же такого у него случилось, что он на людей, которые ему помочь хотят, рычит? – спросила тихо, даже немного теряясь под внимательным и при этом лучистом взгляде офицера.
Макар пожал плечами и указательным пальцем поддел мой нос, ослепительно улыбнувшись.
– А вот об этом я тебе сказать не могу, Веснушка. А то он и на меня нарычит.
Мы с ним посмеялись. И в тот момент я вдруг увидела, что что-то блеснуло в его глазах. Не знаю, что именно, но это заставило бабочек в моём животе вспорхнуть, а меня – быстро убежать от мужчины, испугавшись, что выльется наше общение во что-то больше.