Глава первая: Системный сбой
Артемий Павлович Орлов проснулся от того, что мир за окном был цвета пепла. Серая мгла раннего московского утра прилипла к стеклам его квартиры на двадцать втором этаже, скрывая за собой не город, а бесформенное пятно тоскливой ноябрьской неизвестности. Он потянулся к прикроватной тумбе, нащупал очки в роговой оправе и водрузил их на переносицу. Мир обрел резкость, но не краски.
В ванной, глядя на свое отражение в зеркале, Артемий Павлович мысленно подвел итоги. Пятьдесят три года. Ведущий научный сотрудник Института прикладной кибернетики, ныне – главный архивариус того же учреждения, если называть вещи своими именами. Человек, который знает о вычислительных машинах эпохи развитого социализма больше, чем кто-либо в стране, а возможно, и в мире. И чьи знания были нужны примерно так же, как паровозная тяга в эру сверхзвуковых самолетов.
Его мир – это мир перфокарт, ламповых ЭВМ, засекреченных отчетов с грифом «Для служебного пользования» и пожелтевших от времени чертежей, пахнущих пылью и угасшими амбициями. Он был последним из могикан, хранителем утопии, которая не случилась. Советская кибернетика, когда-то бывшая предметом его гордости и фанатичной веры, превратилась в архивный призрак, в забавный курьез для студентов-историков.
Дорога на работу была ритуалом самоистязания. Метро, где он, высокий, сутулый, вечно втыкался очками в затылок впереди стоящего пассажира; автобус, пахнущий сырой одеждой и усталостью; и наконец – длинный серый забор, увенчанный колючей проволокой, и КПП с вечно подозрительным молодым сержантом, который каждый раз смотрел на его пропуск так, будто видел его впервые.
Институт прикладной кибернетики располагался в комплексе зданий, построенных еще в шестидесятые. Когда-то это был мозговой центр, кузница будущего. Сейчас он напоминал скорее музей, который забыли закрыть. Основное финансирование ушло на какие-то сиюминутные IT-разработки, а историческое ядро – вычислительный центр «Прометей-4» – был отдан на откуп Орлову и его маленькому отделу, состоявшему из него самого и двух таких же энтузиастов-архаистов: Людмилы Семеновны, ведающей библиотекой, и юного, но странно старомодного аспиранта Игоря.
Кабинет Артемия Павловича был его крепостью. Высокие потолки, стеллажи до самого верха, забитые папками и технической документацией. В углу, как алтарь, стоял терминал старой ЭВМ «Спектр-7», подключенный к локальной сети института. Он все еще работал, и Орлов иногда пользовался им для ведения каталога – это доставляло ему удовольствие.
Сегодняшний день обещал быть таким же, как и все предыдущие. Предстояло разобрать очередную партию документов, прибывшую из какого-то расформированного НИИ в Новосибирске. Коробки, пахнущие далью и забвением, уже ждали его в центре кабинета.
– Артемий Павлович, доброе утро! – из-за стеллажа появилась Людмила Семеновна, женщина с добрым, уставшим лицом и неизменной кружкой чая в руках. – Привезли новое «сокровище». Пометила как «Фонд 14-Б, подраздел “Гиперметод”». Ничего не слышали?
Орлов нахмурился, перебирая в памяти файловые ящики своей феноменальной памяти.
– «Гиперметод»? Нет, не встречалось. В семидесятые были проекты «Квантор», «Синтез»… но «Гиперметод»… Звучит пафосно даже для того времени.
Он вскрыл первую коробку макетным ножом. Внутри лежали стопы бумаг, испещренных знакомыми ему схемами и формулами, но была и папка с другим грифом – «Особой важности. Связь». Она привлекла его внимание.
Целый день Артемий Павлович провел, погруженный в изучение находки. «Гиперметод» оказался не просто очередной исследовательской программой. Это был амбициозный, почти фантастический проект по созданию распределенной вычислительной сети, способной к самообучению и адаптации. Идея, опередившая время на десятилетия. Проект курировала группа кибернетиков под руководством легендарного и полумифического профессора Лебедева, о котором в институте ходили лишь смутные слухи. Судя по документам, проект был свернут в 1984 году по личному указанию «сверху» – слишком уж спекулятивным и опасным сочли его военные.
