Первым пришло сознание. Оно всплыло из чёрной, вязкой бездны, липкое и неотчётливое. Мыслей не было, было лишь одно чувство – неправильность.
Вторым пришло обоняние. Запах. Не то чтобы неприятный. Холодный, сладковатый аромат кожи, которую что-то отдраивало до стерильности. И под ним – едва уловимый, терпкий дух старого дерева и лаванды. Ничего из этого не пахло её домом, её машиной, её жизнью.
Третьим пришло осязание. Холод. Твёрдая, гладкая поверхность под бёдрами, спиной. Голой кожей она ощущала лёгкую шероховатость отшлифованного, но не лакированного дерева. Руки… Руки лежали на коленях. Ладонями вверх. Поза была неестественно правильной, как будто её так положили.
Марго заставила себя открыть глаза.
Тьма. Непроглядная, бархатная. Сердце ударило в рёбра, панический сигнал тревоги, от которого перехватило дыхание. Она моргнула, зажмурилась, снова открыла. Ничего. Абсолютная, всепоглощающая чернота. Она провела рукой перед лицом – не увидела даже движения, лишь ощутила шевеление воздуха на щеке.
Она попыталась вскочить и с глухим стуком ударилась головой о что-то твёрдое, всего в нескольких сантиметрах над ней. Паника, сдавленная и бешеная, забилась в её горле. Она провела ладонями по поверхности над собой. Гладкое дерево. Боковые стенки. Она сидела в… ящике. В большом, крепком ящике.
Дыхание участилось, стало коротким и прерывистым. Она запустила ногти в дерево, пытаясь найти щель, зацепку. Ничего. Только идеально подогнанные стыки.
– Кто здесь? – её голос прозвучал хрипло, чужим и испуганным эхом в замкнутом пространстве.
Тишина в ответ была оглушительной.
Она прислушалась, затаив дыхание, пытаясь заглушить стук собственного сердца в ушах. Где-то вдали, едва слышно, гудели коммуникации. Вентиляция? Она почувствовала лёгкое движение прохладного воздуха у своих ног.
На ощупь она изучила периметр своего заточения. Ящик был примерно полтора метра в длину, метр в ширину и высоту. Сидеть в нём можно было, вытянув ноги, но встать – нет. На одной из стенок пальцы наткнулись на металлическую решётку – источник того самого потока воздуха.
Марго собралась с духом и изо всех сил ударила пяткой по стенке. Глухой, утробный стук, который, как она знала, никто не услышит. Она ударила снова. И снова. Отчаяние подкатывало к горлу горьким комом.
Вдруг раздался щелчок. Едва слышный, металлический. И прямо перед её лицом медленно, беззвучно отъехала в сторону часть стены.
Яркий, режущий свет ворвался в её темноту, заставив её зажмуриться и отшатнуться. Когда глаза немного привыкли, она увидела.
Она сидела в низком, похожем на сундук ящике, который стоял посреди просторной комнаты. Пол был залит бетонным лаком, стены – голый кирпич. Комната была почти пуста, если не считать низкого кожаного дивана и стеллажей с аккуратно разложенными непонятными предметами.
И прямо перед ней, в трёх шагах, сидел на табурете Он.
Он сидел совершенно неподвижно, наблюдая за ней. Брюнет. Лет тридцати пяти. Лицо с резкими, мужественными чертами, тёмная, аккуратная борода. На нём были простые чёрные брюки и серая кашемировая водолазка, сидевшая на нём безупречно. Он не выглядел ни сумасшедшим, ни возбуждённым. Его выражение было спокойным, изучающим, почти как у хирурга перед операцией.
– Где я? – выдавила Марго, и её голос дрогнул. – Отпустите меня.
Он не ответил. Его взгляд, тяжёлый и всевидящий, скользнул по её лицу, обнажённым плечам, груди, рукам, лежащим на коленях. Она почувствовала себя образцом под стеклом.
– Меня будут искать, – сказала она, пытаясь вложить в слова силу, которой не было. – В школе…
– Марго, – произнёс он. Его голос был низким, бархатным, без единой ноты угрозы. От этого стало ещё страшнее. – Твои коллеги решили, что ты уехала на спонтанные каникулы после нервного срыва. Твои вещи аккуратно упакованы. Твоя квартира сдана. Для внешнего мира тебя больше нет.
