Шипы в сердце в Академии Судьбы

Замок Честеров постепенно наполнялся звуками. Слуги завершали последние приготовления, стражи, прихваченные папенькой из банка, чеканили шаг у парадного крыльца.

За гулким топотом и шуршащими чарами магов-бытовиков было не слышно пения птиц, еще не покинувших увядающий старый сад. Легкомысленные весенние пташки словно давали имению последний шанс на возрождение.

В детстве мне нравилось тут бывать. Бродить длинными серыми коридорами, изучать царапины на обшарпанных каменных стенах, с ногами забираться в пыльные кресла библиотеки и исследовать портреты предков.

Прогуливаться по саду меж вековых деревьев, с которых лоскутами слезает ветхая кора. Любоваться семейством каменных роз, что отвоевало себе серый валун слева от иссохшего ручья. Кидать задумчивые взгляды назад, на острые свинцово-серые крыши, устало прилегшие на толстые колонны.

Усадьба Честеров и пугала, и манила замершей красотой увядания. Природа вокруг застыла, но не умерла до конца. Будто законсервировалась в памяти, ожидая всех, кто случайно забредет сюда и захочет вспомнить…

Я же всю ночь вертелась в непривычной кровати и старалась забыть.

Забыть!

Мой позор. Мою клятву. Ухмылку Валенвайда. И вчерашний поздний вечер, окончившийся стремительным перемещением сюда.

Тайнария подготовила для меня прежнюю комнату в дальнем конце обжитого крыла. Проветрила, сменила белье, освежила интерьер букетом тугих тюльпанов и даже принесла из дома уютный пурпурный плед. Но все равно спальня ощущалась чужой.

Я сонно клевала носом, встречая рассвет и уговаривая утро подольше не наступать. К завтраку прибудет Он. Мой жених. Незнакомец, с которым меня связала Судьба, магпомолвка и родовая клятва, принесенная матушкой.

Однако утро все-таки наступило. Заставило меня слезть с постели и закутаться в пурпурный плед: от пола тянуло холодом.

Спальню заливало светом, и я заново вспоминала ее интерьер. Старинный шкаф ручной работы с искусной резьбой на створках. Такой же комодик на гнутых ножках, неудобный стул с прямой спинкой, вырабатывающий у юных леди болезненную «идеальную» осанку. И зеркало, в котором отражалась какая-то другая Честер…

Казалось, я смотрю со стороны даже на себя. И девица в белой ночнушке до пят, замотанная в плюшевый пурпур, – незнакомка. Это она, другая, встретится с женихом, чтобы обсудить скорую свадьбу. Она наденет на лицо вежливую улыбку и растянется в реверансе перед темным магом. Она покорно примет судьбу.

Честеры… Вечные наблюдатели, свидетели событий. Меня будто отстранили – от выбора, от семьи, от друзей. Все вокруг меня не касалось. Не желало моего вмешательства! Даже отталкивало, если я вдруг хотела проявить неравнодушие… Отпихивало подальше с фирменной брезгливостью бытия.

Наверное, так себя ощущает трехсотлетний вампир, повидавший всякое. И давно забросивший попытки повлиять, изменить…

Вспомнив об Эрике, я захлебнулась воздухом и привалилась к шкафу.

Забыть… Забыть! Все это неправда. Ночной бред.

Из открытых резных створок на меня глядело платье дебютантки. Старомодное, с кружевными оборками у локтей и по краю квадратного выреза. С легкомысленной шнуровкой на груди и беспрецедентно пышной многослойной юбкой.

Уверена, этот бледно-розовый кошмар, расшитый серебряными нитями и сверкающий магическими кристаллами, выбирала матушка. Так наряжались на первые балы в ее время.

Почему-то она решила, что жених придет в восторг от вида невесты в розовых рюшах. Этакий тортик на выданье, с кружевными розочками и кремовыми завитушками. Наверняка темному магу, возжелавшему жениться, лет восемьдесят.

Сама я лишилась дебютного бала, потому как с легкой руки Аврелии Ланге уже была помолвлена. Но подруги из «Эншантели» рассказывали, что в наше время аристократки выходят на дебют в белом и голубом, без кружева и дорогой отделки. Светлый шелк символизирует чистоту дев и их магических капель.