– Ваше имя, возраст, род занятий и место жительства! – чеканный голос капитана эхом отразился от голых стен унылого кабинета.
– Леу́на Ай-Руж, двадцать семь лет, целитель, снимаю квартиру у мьéссы Флери́ в Червонном переулке, восьмой дом.
– Айру́ж? – переспросил капитан.
– Ай-Руж, – я чётко выделила паузу между слогами.
– Что за странное имя?
– Я наполовину си́а по матери.
Внешне я ничем не напоминала полукровку – тёмно-русая, сероглазая и светлокожая. Если бы не фамилия, никто не заподозрил бы во мне примесь нечеловеческой крови.
– Но при этом вы целитель? – в голосе капитана прозвучало недоверие.
– Государственный университет Сежью́, практикую девять лет.
– В таком случае, где ваш номерной знак?
– Лежит в кармане пальто.
– А где ваше пальто? – скептически прищурился капитан.
– Висит на вешалке в прихожей моей квартиры.
Спроси он сейчас, где находится моя квартира, я не выдержала бы и расхохоталась.
– Вам известно, что целитель обязан всегда держать данный знак при себе? – капитан лишил меня возможности повеселиться.
– Известно. Вчера я забыла его переложить.
Он сделал пометку в протоколе допроса.
– Очень опрометчивый поступок, мьесса Ай-Руж. По закону вы не имеете права выполнять свои профессиональные обязанности, не предъявив знак.
Ненавижу таких красавцев: идеально выбритых, отутюженных, строгих и правильных до тошноты, для которых инструкции важнее живых людей. Будь моя воля, наградила бы капитана поносом, чтобы сутки не вылезал из уборной. Но я привычно растянула губы в фальшивой улыбке и промолчала.
– И что вы, мьесса Ай-Руж, делали вчера после двадцати двух ноль-ноль в квартале сиа?
– Оказывала помощь больным.
– Больным? – тёмные, точно подрисованные карандашом, брови капитана сошлись на переносице крыльями хищной птицы. – Откуда в квартале сиа больные люди?
Капитан был слишком молод для своего звания – мой ровесник или чуть старше. Яркие лазурные глаза сердито сверкали из-под густых ресниц, роскошные тёмно-русые волосы красивой волной обрамляли лоб, черты лица казались бы выточенными из мрамора, если бы не ровный золотистый загар и нежный, прямо-таки девичий румянец. Конечно, мьесс капитан не тратил силы на исцеление, не отбивался от патруля, не провёл ночь в сыром и душном изоляторе на жёстком топчане…
– Я задал вам вопрос, мьесса Ай-Руж.
– Простите, – вернулась я в реальность. – Мне показалось, ваш вопрос риторический и не требует ответа.
Лазурь глаз потемнела.
– Вы находитесь в жандармерии, мьесса, а не на философском диспуте. Здесь нет риторических вопросов.
Надо же! Образованный… Раздражение я запрятала поглубже внутрь. Ужасно чесалась кожа, зудела спина, ныл правый висок и безумно, отчаянно хотелось пить. Человеческая половина меня нашёптывала: «Попроси стакан воды, невеликое унижение». Другая часть крови заставила гордо выпрямиться.
– Вам должно быть известно, мьесс, что сиа болеют так же, как и люди. Даже чаще людей. Несколько детей сильно простудились.
Если бы он бросил: «Ну и что?», я не удивилась.
– Это причина нарушать комендантский час?
– Клятва целителя утверждает, что здоровье пациента важнее, чем соблюдение формальностей.
Капитан смерил меня долгим взглядом. Невыспавшаяся, помятая, встрёпанная, в старом плаще и растянутом свитере, я мало напоминала устоявшийся образ целителя с обложки журнала «Роскошь и стиль».
– Как вообще вы вошли, а главное, вышли из квартала – без документов и знака, ещё и после двадцати двух часов?
Рассказывать ему про замаскированный лаз я не собиралась, равнодушно пожала плечами:
