Вечерняя тьма опустилась на город, окутывая его сумраком и тревогой. Мужчину лет сорока, облачённого в потертый пиджак, можно было заметить в тесной каморке, расположенной на самой окраине столицы. Лицо его выдавало глубокие следы усталости и уныния, седые пряди волос беспорядочно торчали в разные стороны, придавая облику особую неряшливость. Взгляд серых глаз утратил блеск, казалось, некогда ясные воды омутились мутностью безнадежности. Потрепанная временем сигара тускло мерцала меж пальцев, испуская струйки едкого дыма, поднимающиеся к черному своду потолка, подобно лёгкому туману, стремящемуся раствориться в темноте.
Мысль витала над головою одинокого обитателя закутка: «Ничего не изменилось… Всегда одинаково пресно и обыденно…»
Голос его звучал глухо, едва слышимый в полумраке:
– Кажется, так недавно ко мне обращались свидетели, готовые поведать о невероятных происшествиях, а ныне лишь пыль покрывает старые папки, хранящие секреты минувших преступлений.
Мужчина был детективом, работал сам на себя, однако не отказывал помочь с поиском разгадки, естественно за определённую плату, однако если дело ему казалось интересным, он мог взяться и без взноса. В последние дни и даже месяцы не было ничего, что могло бы привлечь его внимание. Сидел целыми днями напролёт в своей тёмной каморке, да всё раздумывал о чём-то. Никому из его знакомых уже не было дела до его извечно-апатичного состояния… Да и знакомых-то было немного. Родные, давно забытые им в круговороте дел, старались помочь с его состоянием, но, увы, все тщетно. «Эх…» Он взглянул на мрачную, старую картину, что озаряла его комнату.
Плечи согнулись под грузом прошедших лет, и рука бессильно упала на пожелтевшие страницы старой газеты, служившей единственным украшением стола. Каждый день проходил в бесконечных раздумьях, будничные заботы вытеснили прежний азарт поисков и приключений.
«Времена меняются, а за ними и люди… Раньше могло каждый день что-то произойти, и все были способны обратиться за помощью. Да и чего мне греха таить – усмехнулся он горько – я тоже не могу скрыться от времени… Если раньше я мог хотя бы выйти из своего жилища, то сейчас, кажется, и это мне становится не по силам… До чего интересно: люди уверовали в свои же выдумки, основанные на природном страхе перед неизведанным, и пусть это их выбор, но от этого выбора зависят миллионы жизней, никому не интересно, кто и как их потерял.» Эта мысль днями и ночами мучила его, как пытка. Он то ли боялся остаться в бедности, то ли подошло его время навсегда кануть в небытие.
Одинокий звон дверного замка прервал течение мыслей. На пороге возник высокий юноша лет двадцати пяти, исполненный нерешительности и внутреннего беспокойства. Каштановые локоны мягко касались плеч, карие глаза блестели тревожным блеском, словно искрящиеся угольки костра.
– Господин… Меня зовут Уилл. Смогу ли я обрести приют под вашей крышей? Случилось нечто страшное, мои знакомые грубо выставили меня за дверь, обвиняя в долгах, оставшихся неоплаченными. Я обращался в полицию, но там никто не захотел выслушать мою жалобу.
Щека нервно дернулась, веки сомкнулись в попытках сохранить остатки достоинства.
Слова гостя вызвали у хозяина лишь холодный отклик:
– Полиция ничем не сможет помочь. Их существование напоминает театральный спектакль, в котором роли заранее распределены, а зрители получают лишь иллюзию защиты. Имя моё – Виктор Николаевич. Можете войти, но знайте – моя комната предназначена лишь для одного жильца, а правила пребывания суровы и, думаю, будут вам не по нраву.
Глубоко вдохнув, он продолжил с оттенком пренебрежения:
– Обитать будете в углу, спать положено с восьми вечера, питание дважды в сутки, вода лимитирована. Любое нарушение приведёт к немедленному выселению.