За два года до…
— Вы хотите увидеть ад на Земле? Это не так уж сложно. Пусть
священники сделают официальное заявление: «Бога нет. Мы врали вам
всё это время». И что тогда? Атеисты пожмут плечами: «Мы так и
думали». Их это никак не заденет. Они продолжат жить по законам,
заложенным воспитанием, — делать добро не из страха, а по
внутреннему зову. А что будет с теми, кто верил? С теми, кого
удерживала лишь слепая вера?
Константин говорил тихо, почти шепотом, но его слова звучали,
словно удары колокола в пустом храме.
— Если они поверят… Если примут правду… Что станут делать люди,
которые не убивали, не воровали и не предавали только потому, что
«так сказал Бог»? А теперь Бога нет. Заповедей нет. Никакого «не
убий», «не укради», «не прелюбодействуй»… Словно грехи растворились
в воздухе, будто никогда и не были смертными.
Он провёл ладонью по столу, словно смахивая с него
несуществующую пыль.
— И что тогда? Кто-то молча сложит руки. Кто-то сойдёт с ума. А
кто-то наконец сделает то, чего всегда хотел, но боялся. Знаете,
что будет? Кровь. Потоки крови. Я видел это, отец Иоанн. Видел
людей, которые сбрасывали с себя мораль, как старую рубашку, когда
думали, что никто больше не смотрит.
Священник нахмурился, его пальцы сжались в кулаки.
— Но пусть уж лучше религия останется, — продолжал Константин. —
Пусть люди молятся, пусть зажигают свечи и боятся кары. Пусть
надеются на прощение. Это лучше, чем разнузданные нравы и
вседозволенность. Страшно представить мир, где нечему и некого
бояться.
— Так вы и правда в это верите? — спросил отец Иоанн с
нажимом.
Константин пожал плечами, будто сбрасывая с себя невидимый
груз.
— Верил. Лет восемнадцать назад. А теперь… Теперь я думаю
иначе.
Он сделал паузу, позволив тишине вобрать в себя сказанное, а
«святым отцам» осознать, что всё то, что они вкладывали и
Константина, не дало росток, не взошло и не превратилось в дерево
их псевдорелигии, пришедшей на смену настоящей, которая сгорела в
ядерном пожаре и осталась погребена в руинах старого мира.
— Было бы лучше, если бы мы очистили мир от фанатиков, освободив
его от лжи и
фальши! — с горечью в голосе произнёс Константин. — Я видел, на что
они способны, и не хочу больше такое лицезреть.
Люди, называющие себя священниками, переглянулись с тревогой и
злобой. Они начали понимать, что новый послушник не разделяет их
убеждения, но пока не предпринимали никаких действий. Ведь
Константин находился в их логове — месте, где скрывались настоящие
волки, прикрывающиеся религией. Они не выпустят его за пределы
древнего храма, поэтому пусть говорит, что хочет. В последний
раз.
Тысячелетние стены не позволят правде выйти наружу и не смогут
вернуть остальных братьев на путь, с которого их завернули
«Отцы».
— Я видел, как батюшка захлопнул дверь храма перед человеком, за
которым гнались рейдеры. Видел, как «святой отец» осенял себя
крестным знамением и кричал тонущей девочке: «На всё воля Божья!» —
вместо того чтобы помочь. И только однажды… один единственный раз я
видел, как священник спас обездоленного. И что же? Его за это
убили. А все остальные? Они молчали.
Отец Иоанн побледнел от ярости.
— Заткнись! — вырвалось из его уст. — Замолчи, ирод! Твой язык
отравлен!
Константин усмехнулся. Его глаза скользнули по лицам собравшихся
в храме. Теперь их охватил ужас, ведь «Отцы» не привыкли, что их
ловушка не сработает. Они погрузили остальных в вымышленный мир
псевдоверы и думали, что не найдётся человека, который сможет
стряхнуть с себя эти крепкие путы лжи. Но… у Константина ничего
дорогого не осталось, а порука могла бы ограничить его лишь в том
случае, если бы он не любил так сильно свою семью. Но любовь всё
ещё вела его, прокладывая курс из страшного лабиринта псевдоверы,
созданного негодяями.
