Глава 1. Не будите меня, пожалуйста
Автобус нырнул вниз. В тоннель.
В чёрный и будто вязкий, засасывающий провал; внутри он был неуютно подсвечен режущим глаз ацетиленом ламп.
Ольга не удержалась и зевнула. Длинно, с судорожным надрывом. Не сумела спрятать зевок, да и, в общем, не захотела: какой во всём этом смысл?
Она чувствовала, как не желающий заканчиваться день продолжает тянуть из неё силы, отзывается мелкой дрожью в коленях.
В стекле она не видела своего отражения; только лампы. Лампы гипнотически мелькали, и завораживающие эти проблески заставили её крепче уцепиться за поручень.
Рука была словно бы чужой.
Тоннель, как знала Ольга, выпустит её в угасающий вечерний морок не раньше чем через минуту; всё это время нужно было куда-то смотреть, занимать себя мыслями… Она прикрыла глаза и сосредоточилась на остром локте соседа, неизбывно давящем через пальто её бок, как бы она ни повернулась.
Рядом забормотали, зашикали по-детски друг на друга, завозились.
– Отвечаю, она! Реально как в там.
– Ты дебил? Больной, бля. Где она, а где ты?
– Дрочер конченый. Пусти! Пусти!
Ольга обернулась. Встретилась взглядом с пухлым пацаном.
Лицо его вмиг стало красным. Пунцовым просто.
Белобрысый верзила, стоящий рядом, заржал; он был много выше своего соседа и вертел головой с яростным изумлением, будто изображал телевышку, транслирующую урок анатомии для озабоченных малолеток.
– Чё пялишься? – спросил её верзила. – Это ты?
Ольга вздрогнула.
– Да не, эт не она, – дёрнул его за рукав пацан, но тот зло выдернул руку.
– Онааа, – распевно и жутко в этой распевности протянул верзила, притискиваясь к Ольге. – Рожа-то её. Её. Ща.
Он по-хозяйски оглядел её. Словно приценивался.
– Что такое? – спросила Ольга.
Ноги у неё вдруг ослабли, колено предательски подломилось. Ладонь соскользнула с поручня.
– Зацени ржаку, – сказал верзила.
Он поворочался, обустраиваясь меж спрессованных тел, вытянул телефон, и показал ей что-то на экране: там копошились, слипаясь друг в друга, цветные пятна; не разобрать, не расставить по местам.
Ольга моргнула, пробуя понять картинку, но автобус заскрежетал, принялся натужно тормозить, и все качнулись вперёд. Телефон исчез.
Синтетический и жизнерадостный – до тошноты – голос объявил остановку.
Не её.
Чужую.
Люди принялись возиться. Локоть снова воткнулся под рёбра.
Двери с сипом распахнулись.
– Сфотай! – услышала Ольга.
Замелькали рюкзаки, спины, напряжённые лица; она зачем-то двинулась за ними. В общем потоке. Шагнула на незнакомую ей остановку. Ступила растерянно, словно упала в сон, где ноги сами ведут, а потом произвольно, по собственному усмотрению, останавливаются.
Споткнулась о ступеньку.
Девчонка в наушниках – со свежим насмешливым лицом – обернулась и хихикнула.
Ольга посмотрела на себя – отстранённо, как кто-то другой, равнодушный и безучастный – в пластик остановки: с обрывками объявлений, с пятнами и трещинами.
В блёклом и ломаном отражении лицо её показалось вдруг чужим, незнакомым.
Будто смотрела она на себя через грязную плёнку.
Через пар.
***
Проверку тетрадей Ольга отложила. Опять. Решила, что после душа сядет – обязательно, непременно – и всё сделает.
Кафель в ванной леденил ноги.
Она привстала на низкие полупальцы, стащила через голову ночнушку – «старушечий балахон», как он говорил – и двинулась к душу, но у порожка остановилась. Не удержалась: посмотрелась в зеркало.
Лучше бы не.
Лицо ещё ничего, с таким можно жить: под глазами чисто, щёки бодрые, взгляд… да кому он нужен, этот взгляд.
Но вот шея…
Да, по шее всё понятно.
Ольга подиумно подсогнула колено, поглядела за спину. Привычно коснулась браслета на запястье. Осторожно вдвинулась – плечом сначала, боком, боком, потом спиной – под огненные струи; щёлкнула замком дверь.
