Планета Лигла или Кеплер D.
Планетарная система двойной звездной системы Кеплер 47 в созвездии
Лебедя.
Тревожно сверлящий звук зуммера возвестил о начале нового дня.
Очередного.
Неприятный сигнал вонзился мне прямо в мозг, запуская цепочку
рефлексов, отточенную годами.
Открыла глаза, быстро привыкнув к сумраку комнаты. Села, спустив
ноги на пол. Голые ступни обожглись холодом его каменной
поверхности. Резко откинула в сторону колючее одеяло, еще хранившее
остатки ночного тепла, с таким трудом собранные и сохраненные.
Привычным движением правой руки достала сложенную в изголовье
аккуратным валиком грубую домотканую рубаху. Спать на ней хоть и
жестко, зато голова не болит. Голая кожа чувствительна, скользящая
по ней ткань ощущается, словно крупный наждак.
Первые утренние лучи робко трогают раму окна моей комнаты.
Улыбнулась им, чуть прищуриваясь. Эту маску полного и абсолютного
благополучия я ношу уже так давно, что даже сама в неё верю.
“Открыла глаза — улыбайся!”
Есть ещё пара минут полного и счастливого одиночества. Время,
когда рядом нет никого, когда можно спокойно подумать и собраться с
душевными силами. День предстоит очень сложный, мне они ещё явно
понадобятся. Об этом упрямо напоминала саднящая боль в голом, как
колено ребенка, затылке.
Здравствуй, первый день моей взрослой жизни.
Оправив рубашку, скользнула босыми ногами на пол, проснувшись
уже окончательно. Ночи становились всё холоднее, на тусклом стекле
узкого стрельчатого окна к утру намерзала вода, превращая его в
настоящий искристый витраж. Скоро теплые утренние лучи растопят эту
блестящую роскошь, превратив её в грязную лужу, медленно стекающую
с каменного подоконника.
А потом придёт кто-нибудь из прислуги и вытрет её куском старой
ветоши, я за этим обязательно прослежу.
Как будто бы льдистого чуда и не было.
И о чем я задумалась снова? Прячусь в коротеньких мыслях, как
мышка в ворохе старых опилок, лишь бы не думать о важном.
Сегодня последний день моей маленькой жизни. Уже завтра всё
совершенно изменится. Завтра старшая дочь дома Рейн принесет свою
страшную клятву. А мне все равно…
Вру себе я, конечно.
Мне казалась теперь куда лучше даже роль жены обычного
землевладельца, не обремененного высокими титулами и вековым
наследием прайда.
Ярко представила себя чинно идущей по узкой улочке Малого Рейна:
рядом крупный, степенный мужик, бородатый и светловолосый, с
красным мясистым лицом, как у всех, выпивающих крепкий свой эгле¹
каждый второй день имперской декады². Это мой муж благоверный,
конечно. Он несёт всякую чушь, сотрясая грохочущим басом весь
земельный квартал, а я только морщусь в ответ, снисходительно
слушая. Все эти хаттэ³ на семейных прогулках казались мне внешне
похожи, как однояйцевые близнецы.
Они не чурались самой грязной работы, на местном рынке
самозабвенно торговались за каждую гле⁴, женились всегда по
расчету. В большом доме такого семейства всегда было шумно и
оживленно: здесь жили все многочисленные незамужние сестры мужей и
такие же тетки, вдовые бабки и прочие бесконечные громкоголосые
родственники, окруженные кучей весёлых и толстых детишек всех
размеров и возрастов.
Вздрогнула, пару раз я нос к носу сталкивалась с семьями хаттэ в
узких, тесных переулках по дороге в порт и всегда спешила
быстренько и незаметно удалиться. Нет, не получится из меня
полезной жены и хорошей матери. Пустые мечты и напрасные мысли. Мой
путь предначертан, и ничего уже не изменить.
И отчего мне так тошно?
Вдруг внимание привлекла яркая вспышка. Ясное небо за
заиндевевшими окнами неожиданно осветилось целым фонтаном
ослепительных молний, разбрасывая яркие блики по каменным стенам, и
в ту же секунду пошёл густой снег. Прямо из воздуха, словно сам
свет вдруг замерз белыми искрами на лету и падал теперь медленно,
неторопливо. Невольно залюбовавшись, я встала на цыпочки,
потянувшись к окну ещё ближе.
