– Можешь сколько угодно кричать. Тебя здесь никто не услышит. И никто не придёт! – каждое слово хлестало плетью, заставляя Мишку сильнее вжаться в угол на тонком матрасе.
Скрежет ключа в замке царапнул по оголённым нервам. Закрывая голову руками, мальчик беззвучно шевелил губами, читая молитву, в надежде, что обойдётся без избиений.
– Я приду завтра, – снова раздался голос. – Ссать будешь в ведро. И лучше тебе не промахиваться!
Звякнув о пол, цепь потянула кандалы на ноге. Крепко зажмурившись, Мишка старался не двигаться, точно это могло защитить или сделать невидимым. Он продолжал молить Богов о помощи, точно зная, что его слышат, хотя и не был уверен, что они захотят помочь. Но попытаться стоило.
Хлопнула дверь, послышались удаляющиеся тяжёлые шаги. Испуганный ребёнок ещё долго пытался уловить хоть какие-нибудь звуки, но слышал лишь своё свистящее дыхание и частый стук сердца в голове, в висках, в горле. Несмело открыв глаза, Мишка осмотрелся. В небольшой комнате с обшарпанными стенами единственной мебелью был стоявший напротив старый комод с причудливыми резными узорами. Сверху лежал матерчатый чемодан с выцветшими боками в крупную красно-чёрную клетку и с железными защёлками. Казалось, он сошёл со страниц старых журналов, каких было много в доме покойной бабушки.
Мишка глянул в угол за комодом, на сливающуюся со стеной дверь. Скрип застал врасплох, вынудил подпрыгнуть на месте и сжаться. Дверь приоткрылась, в темноте блеснули чьи-то глаза – кроваво-красные, пугающие. И тогда спасительный мрак обнял разум мальчика, отгораживая от этого жуткого дня и неведомого соседа по комнате.
– Два разных мира соединятся. Души друг к другу переместятся, – строчки засели в голове. Уже какую ночь бессонница изводила Ясю. Уснув только под утро, сквозь марево грёз она услышала, как чей-то приятный голос шептал эти слова над ней. Слова казались ощутимыми, точно прикосновения, отчего она проснулась разбитой и совершенно неотдохнувшей.
Спасаясь от слишком подвижного для неё города, от его запахов и грехов, она приехала сразу после работы в родную деревню. Остро захотелось на пару дней отрешиться от дел, проветрить голову и душу. В Омске она сильно уставала от чужих эмоций, которые окружали, напирали, давили, требуя внимания. Там было слишком много суетливых людей, слишком много требований и слишком много следов. Всего слишком. Она взяла отгул на пятницу, а за ней ждали два долгожданных выходных. Три дня отдыха и прогулок по лесам – что может быть лучше?
Деревня действовала на неё умиротворяюще, умудряясь всего за несколько часов излечить от накопившегося напряжения и раздражения. Здесь были все свои, знакомые с детства. Все такие близкие и понятные. Поморщившись, Яся вспомнила, как любимая баба Маня, заменившая ей мать, завидев её, начала причитать.
– Исхудала вся – кожа да кости и побледнела, точно поганка в своём городе. Совсем на себя не похожа с этими вашими работами! Не бережёшь себя, не любишь! – качала она головой. – Ну ничего, травами отпою, пирожками твоими любимыми откормлю! Станешь как новенькая!
В последнее время девушка и сама замечала, насколько свободно на ней болтались привычные вещи. Ну а как иначе, если завтракала она чаще всего на бегу, про обед порой забывала, а готовить ужин сил не хватало. Рестораны и кафе она избегала, копя на собственную квартиру. Она мечтала о своём, не казённом жилье. И мечта её вот-вот должна была сбыться.
Зайдя в родной дом, Яся не раздеваясь рухнула в кровать и проспала до раннего утра. Проснулась до зари свежая и отдохнувшая. На столе её ждали румяные пирожки с яйцом и луком, с капустой, с картошкой и грибами, а также глиняная крынка парного молока. Всё как она любила. Степенно позавтракав, не забыв мысленно поблагодарить баба Маню, она переоделась и выскочила из дома.
