Это странное лето приводило в
недоумение старожилов города. Невыносимо жаркий конец мая
неожиданно сменился резким похолоданием, пасмурным небом,
настырными пыльными бурями. Не тянуло посидеть у воды – там ветер
был особенно пронизывающим. Ни о каком купании даже думать не
хотелось.
Оставался месяц до конца каникул, а
Лешка даже загореть не успел, прогостив у родителей на юге целый
месяц. Хорошо еще, что пирогов наелся досыта да объедального
бабушкиного борща. В Питере, конечно, еды полно и она отменная, но
насытиться до отвала студенту Лешке никогда не удавалось, потому
что деньги, как их ни распределяй, утекают, будто вода сквозь
пальцы.
Если бы не гитара! Лешка играл
отлично и неплохо пел. Любая грусть и скука мгновенно
улетучивались, растворялись в воздухе, стоило только ему взять в
руки гитару и запеть:
«Если б ты знала, если б ты
знала,
Сколько прекрасных песен
Для тебя одной звучало…
Если б любила, если б любила
Нам бы пришлось с тобою
Все начать сначала».
Это была любимая песня его деда,
который и научил Лешку играть на гитаре.
-Леша, иди кушать! – позвала бабушка.
– Опять ты на свою «голубятню» забрался? Спускайся, лапша уже в
тарелке остывает.
Голубятней называла бабушка настил из
досок на ветвях тутовника, который сколотил Лешин отец еще до своей
гибели в Чечне,
-Лапша? Класс! Иду.
-Иди-иди. Хоть накормлю тебя досыта
за каникулы,– негромко пробурчала бабушка.
Леша уже ухватился было двумя руками
за естественные перила из удобно разросшегося тутового дерева,
собравшись спуститься по сколоченным лесенкой доскам со своей
«голубятни», но в это время его взгляд упал на хорошо отсюда
просматриваемый соседский двор. Там жила восьмидесятилетняя
благообразная старушка с трудным, нелюдимым характером и
многочисленной родней, с большей частью которой она никаких дел
иметь не хотела и отношений не поддерживала.
Леша невольно замер, увидев, что
всегда с белоснежной благообразной прической, тщательно ухоженная и
чисто одетая старушка, сидит, вытянув ноги и уронив на грудь
голову, прямо на земле посередине двора. При этом старушка
абсолютно голая, если не считать висящего на резинке на пояснице
пухового платка.
Лешка, увидев эту необъяснимую
картину, поспешил сообщить обо всем бабушке.
-Что-то случилось с Лукерьей
Никитичной! – скороговоркой выпалил он. – Она голая сидит посреди
двора! – и побежал к калитке.
-Ты куда? Леша, стой! Я сама схожу, а
ты вызови скорую. Ведь неизвестно, что могло случиться, а у нее же
диабет.
Лешка заскочил в дом звонить в скорую
помощь, а бабушка, позвала с собой соседку Антонину и поспешила к
Лукерье Никитичне.
-Ой, Лешенька, мальчик мой, там
убийство, звони в милицию! – прокричала Леше бабушка, просунув
голову в калитку, и тут же захлопнула ее.
«Скорая» и милиция приехали
одновременно. Женщина была еще жива. Торчащий из ее ребер нож
вынули соседки, закрепив на ране большое махровое полотенце.
Опасаясь навредить страдалице, женщины подстелили ей матрац прямо
на землю, высохшую на жарком летнем солнце, подложили под голову
подушку в белоснежной наволочке и накрыли простыней.
Лукерья Никитична была в сознании, но
не могла говорить. Сколько ее ни спрашивали, что случилось, она
молчала, не в состоянии пошевелиться.
Когда врачи приподняли простыню,
стало видно, что у женщины на противоположном от ножевой раны боку
ожег размером с пол-утюга, на котором вздулись наполненные желтой
жидкостью пузыри.
Лешка и думать забыл о еде и поспешил
взгромоздиться на свою «голубятню», чтобы проводить взглядом
носилки в «скорую», и понаблюдать, как в присутствии
соседок-понятых ищет улики милиция.
