- Сальминат, скрути коврик и бросай,
я поймаю! Скорей, а то солнце уже за гору прячется!
Через минуту в Зарему, высоко
запрокинувшую голову в тени каменного горского дома, прилепленного,
словно гнездо ласточки, к скале, с длинной веранды третьего этажа
уже летел узорчатый коврик ручной работы и две подушки из овечьей
шерсти. Еще через минуту и сама Сальминат улеглась рядом со старшей
сестричкой, пообещавшей почитать вечерком книгу русских сказок.
Зарема эти сказки очень любила,
а младшенькая Сальминат не всегда понимала, не только потому,
что лезгинский язык и лезгинские обычаи были ей ближе и понятней,
она ведь в этих обычаях была воспитана и воспринимала их, как
должное, с этими обычаями она с удовольствием смирялась. А вот
порядки, бытующие у русского народа и отраженные в русских сказках,
удивляли, вызывали в душе маленькой лезгинки невольный протест и
раздражение. Однако, с таким нескрываемым наслаждением, с таким
упоением Зарема читала и объясняла сестренке сказочные сюжеты, что
Сальминат каждый раз увлекалась и оказывалась очень благодарной
слушательницей.
Но сегодня Зарема, как ни
старалась, не могла убедить Сальминат, что сказка «Финист Ясный
Сокол» так же поучительна для детей, для их понимания взрослого
мира, как и те книжки, что они читали раньше.
- Когда в сказке все волшебное,
я понимаю, - с важным серьезным видом объясняла сестре Сальминат. -
А в этой сказке почти все, как в жизни, волшебства совсем мало, но
не верится что-то. Не может быть, чтобы такие глупости в жизни
случались, - при этих словах Сальминат, приподнявшись на локте,
возмущенно посмотрела на сестру:
- Разве может девушка, забыть о
гордости, о самолюбии, столько лет искать своего любимого Финиста
Ясна Сокола, что целых семь пар железных башмаков износила и семь
посохов из железа истерла? А после того, как он ее даже не узнал,
подурневшую из-за такой тяжелой дороги, она готова
служанкой в его доме жить, лишь бы каждый день видеть его и этому
радоваться?
- Конечно, все это выдумки, поэтому
сказками и зовутся, - примирительно сказала Зарема, и привстала с
коврика, чтобы сорвать с дерева спелую грушу. Вытирая ее о
рукав платья, она увлеченно продолжала рассуждать:
- Что же, у этих русских
женской гордости нет? Да я бы ни за что не стала унижаться,
гордость свою терять, чтобы отыскать пропавшего жениха, пусть он
даже красавец писаный, пусть даже эмир или султан заморский. Ни за
что не стала бы разыскивать его по белу свету, пусть он сам
меня ищет, а я еще посмотрю. Может, нашла б себе парня
поближе, да еще лучше и красивее, чтобы ни в какое сравнение
не шел, чтобы никогда в жизни не пожалеть ни о чем. Мало их, что
ли? Да парней молодых видимо-невидимо! – заверила младшенькую
Зарема, и рукой, с надкусанной грушей в ней, прочертила для
убедительности широкий полукруг в воздухе.
- Тебе хорошо, уж тебя-то их обилие
или нехватка на земле волновать не должно, - тут же вставила
Сальминат и тоже сорвала себе грушу. – Ведь ты была совсем
маленькой, когда тебя засватали, - в голос младшей сестры
вкралась легкая зависть. - Ты заранее знаешь, кто будет твоим
мужем, знаешь его семью, даже, если его самого никогда не видела.
Во всяком случае, то, что он - сын начальника милиции, знаешь
точно.
- Я уже видела его, - тихо
призналась Зарема.
- Да, ты что! Расскажи!- загорелась
Сальминат, и хоть уже поднесла грушу ко рту, не надкусила, а
из-за вспыхнувшего любопытства забыла про нее.
- Весной в Дербенте мне его издалека
показали, - заговорчески расширив глаза, призналась
Зарема.
- Ну, и как он тебе?- нетерпеливо
задергала старшую сестру за рукав платья Сальминат.
- Симпатичный…
