Памяти Новиковой Веры Яковлевны
посвящается.
Думая так, Вера не могла,
конечно, забыть те минуты, когда БЕЛАЯ ПЕРЧАТКА ее спасала, да и
сейчас она увела Николая в наказание за грубое и бесчувственное
обращение с ней, Верой – его законной женой. Но жестокость и
безоглядная злоба неведомого фантома ужасала Веру, и ей ни к чему
была ее защита, ей мешала и претила навязанная забота.
«Как это удивительно:
чахоточно-бледный небосвод синеет, а не розовеет от каждого
розового лучика восходящего солнца», - думала Вера, пока быстро шла
от их с Колей дома на Сахалине к знакомому поселковому
зеленщику-японцу за «витаминами».
И хоть раннее весеннее утро было
зябким и неласковым, хоть не было ни листочка на голых ветвях
деревьев и ни травинки на едва оттаявших бугорках земли, Вера
представляла себя одной из первых пробудившихся ото сна людей в
своей огромной стране. Это ее необыкновенно бодрило, вселяло в ее
душу какую-то щемящую, трепетную радость.
При виде этого неба, этих
сопок, этого солнца сердце ее ликовало! Ведь то самое солнце,
которое сейчас над Сахалином ласкает своими лучами заросшие лесом
сопки, землю и небо, через несколько часов обрадует своим теплом и
светом всю необъятную Верину родину – Россию. Своими лучами оно
сможет достать в ней до каждого уголка, даже если этот уголок
бесконечно далеко отсюда, на ее любимом Северном Кавказе, где течет
Кума-речка и стоит дорогое ее сердцу село
Воронцово-Александровское.
Оттуда, из этой дали, Вера
приехала со своим мужем на остров Сахалин, а родилась она еще
дальше – в городе Пятигорске, но туда утреннее солнце донесет свои
лучи в ту же минуту, что и в Воронцовку. Ведь для светила сто
километров - не расстояние.
- Здравствуй, Курасо-сан, - звонко
поприветствовала Вера улыбчивого зеленщика, примостившегося верхом,
с поджатыми под себя ногами и неизменно дымящей трубкой, на большом
пеньке в своем внутреннем дворике.
- Ты уце плицел? Цево ты цевотня
хоцес? – с невероятным японским акцентом спросил Курасо раннюю
покупательницу. Щербатая улыбка Курасо и его умные раскосые глаза
были очень доброжелательны, но сам он даже не пошевелился, только
голову повернул к вошедшей в его дворик Вере.
Вера, болтая с зеленщиком о том
– о сем, быстро выбрала из коробок под навесом зелень и овощи, и,
как всегда, расплачиваясь за покупки, она удивилась совсем не
теплой его одежде, а ведь было еще довольно холодно.
И, конечно же, как всегда, Вера не
могла отказать себе в удовольствии полюбоваться на уморительную
картину, которая казалась ей настоящим цирковым представлением.
Где еще, если не в цирке, можно было
так выдрессировать обыкновенных кур, чтобы они, старательно пятясь,
кося глазами и прицеливаясь, на полусогнутых ногах подкрадывались к
бочке, вкопанной в землю и доверху наполненной водой. Честно
выполнив свой долг и выпустив в эту воду отходы собственной
жизнедеятельности, эти удивительные куры встряхивались, словно
танцующие цыганки. А потом важно кудахтая, с довольными
физиономиями подбегали к хозяину и заискивающе заглядывали в
его узкие раскосые глаза.
И только после того, как видели
добрую улыбку зеленщика, только после нескольких
одобрительных японских слов в свой адрес, умиротворенные и
счастливые отправлялись они клевать зерна к остальным своим
товаркам. А японец потом удобрит суровую сахалинскую землю водой из
куриной бочки и вырастит раннюю зелень. Тогда люди, приехавшие в
тридцатых годах с материка на Сахалин для освоения его недр,
смогут, покупая эту зелень, почувствовать себя здоровее и
счастливее. Именно так чувствовала себя Вера в то раннее утро, в
предвкушении витаминного завтрака с мужем перед уходом
на работу.
