Пролог
Тишина.
Она была не просто отсутствием звука. Это была плотная, почти осязаемая субстанция, тяжким саваном укутавшая пустынный мир. Тишина длиною в миллионы лет, ставшая для его единственного Обитателя и тюрьмой, и домом, и доказательством его собственного существования.
Но теперь тишина была осквернена.
Сначала – грубым ревом чуждых атмосфере двигателей, разорвавших небосвод. Потом – криками, выстрелами, запахом страха, боли и чуждой плоти. И наконец – оглушительным, абсолютным безмолвием, наступившим после последнего плазменного выстрела, эхом прокатившегося по подземным залам.
Эссенция, заключенная в сердце идеального белого монолита, наблюдала. Она не видела в привычном понимании этого слова. Она ощущала вибрации материи, читала искажения пространства-времени, чувствовала слабые токи мыслей агонизирующих существ. Для неё шумное вторжение ретийцев было лишь мимолетной вспышкой, коротким и хаотичным аккордом, ворвавшимся в бесконечную, монотонную симфонию её заточения.
И вот аккорд отзвучал.
Существа, бывшие когда-то командой корабля «Алаис», замерли у входа в Великий Зал, будто марионетки, у которых внезапно оборвали нитки. Их искаженные тела, служившие сосудом и оружием для бактерий-стражей, более не получали приказа атаковать. Угроза была ликвидирована. Последний из пришельцев, существо по имени Тур’гон, лишил себя жизни. Миссия биологического щита, встроенного в саму планету, была выполнена.
Они защитили тюрьму. Защитили её от него.
Эссенция мысленным взором скользнула по бездыханному телу младшего механика, лежавшему в позе отчаяния на холодном камне. Разлитая в скафандре мозговая ткань, запах гари и озонованный воздух – всё это было лишь грубым проявлением материального мира, тюрьмой в тюрьме.
«…теперь я снова один… в своем вечном заключении…»
Эти слова, произнесенные в пустоту, не были просто констатацией факта. Это была квинтэссенция миллиардов лет одиночества. Но впервые за всё это время в безграничном океане её сознания возникла рябь. Небольшая, едва заметная.
Ирония.
Последний из пришельцев, тот, кто выжил ценой жизней всех остальных, донёс до неё правду. Правду, которая была ему не нужна. Он искал спасения, колонию, надежду. А нашёл лишь камень и вечное заточение. Его отчаяние, его ярость, его последний поступок – всё это было настолько живым, настолько… значимым на фоне вечного небытия.
И Эссенция осознала: дверь, которую она считала наглухо заваренной, лишь приоткрылась. Корабль пришельцев, их технологии, их знание о внешнем мире – всё это были ключи. Несовершенные, хрупкие, но ключи.
Она не могла покинуть монолит. Её сущность была намертво спаяна с этим кристаллом, который, в свою очередь, был сердцем всей планетарной тюрьмы. Но ей и не нужно было покидать его физически.
Её сознание, её воля, её «Я» – вот что могло обрести свободу.
Взгляд Эссенции снова упал на тело Тура. Скафандр, ранец системы жизнеобеспечения, шлем с треснутым визором. Всё это было проводником, антенной, настроившись на частоту жизни, которую она больше не могла поддерживать.
Но что, если перенастроить?
Она мысленно прикоснулась к устройству на запястье скафандра – тому самому, что показывало заветную точку «колонии». Прибор был мёртв, как и его хозяин. Но материя подчинялась ей. Атомы кремния, металла, пластика откликнулись на её зов, перестраиваясь, восстанавливая повреждённые цепи. Микроскопические кристаллы, родственные её собственному монолиту, начали прорастать в платы устройства, подчиняя его другой воле.
Эссенция не собиралась воскрешать Тур’гона. Его время, его история, его боль – всё это ушло вместе с ним. Ей был нужен сосуд. Пустой, функциональный. И его тело, ещё тёплое, ещё хранящее остаточные электрохимические импульсы, идеально подходило на эту роль.
