1
Люди созданы, чтобы обрести истинную пару. И только глупый этого не чувствует. Моя душа изнывает от гудящей пустоты, которую ничем невозможно заполнить, заглушить. Я сгораю вдали от того, кто мне предназначен.
Где же ты, тот, кого я так жду?
Был ли ты когда-нибудь?..
От мыслей о забытом прошлом глаза увлажнились, я промокнула их грубым льном рукава и продолжила обдирать листики с высушенных стеблей целебной моросянки. Не время лить слёзы. Не время. Для этого есть ночь, когда никто не видит.
Когда не спится от тоски, сжимающей сердце…
А сейчас надо сделать работу и отнести на рынок траву, а то не на что купить молока нашим сироткам-подкидышам. Вообще, время нынче тяжёлое. В лесах завелись болотожёры, на дорогах бродят магические волки, а в холмах, говорят, видели дракона. Он-то и пожрал всех коз, ещё до того, как выпал снег. И наших тоже…
– Триса, господин Фалькон идёт! – кликнула со двора Идда, старая травница, которая приютила меня в своём доме, в стенах святилища Пресветлой Девы.
Триса…
Я привыкла к этому имени и сроднилась с ним, оно мне даже нравилось, хотя это не моё имя. Так назвала меня Идда, когда нашла в лесу. Но кто я и откуда – никто не знает.
Вернее, откуда – догадываются, предполагают… Из лап тёмного колдуна, который высосал мою жизненную силу до дна, изуродовал тело, оставил на спине, под шеей, метку от костяного серпа, которым сцеживал кровь. Лишил лица… Да, искусанное болотными тварями и опухшее от воспаления крови, оно представляло страшную картину. Монахиням, хвала Пресветлой, удалось вернуть мне человеческий облик. Но вряд ли это был мой прежний облик. Что ещё со мной делал колдун – страшно подумать. Никто не знает. А я… я боюсь вспоминать.
– Снова сказать, что ты на рынок пошла, а, Трис? Да ведь дожидаться будет…
Я спешно отёрла с лица остатки слёз и приняла бесстрастный вид.
– Не надо, – вздохнула я. – Давно бегаю, ты права, пора поговорить.
Я отложила моросянку, накинула скатавшийся катышками шерстяной плащ и шагнула на крыльцо, навстречу холодному зимнему ветру.
Эх, был ли ты когда-нибудь, тот, по кому я так тоскую? Пришёл бы, защитил бы меня сейчас? Нет? Не придёшь? Знаешь, а жаль!
Очень жаль! Значит, нет тебя уже на земле, а то бы ты обязательно пришёл…
Я думаю, ты мёртв, иначе как ты мог не спасти меня от колдуна и обречь на расправу.
А если жив? А если жив и забыл меня?…
Вместо слёз явилась злость. Я вышла во двор и встретилась взглядом с подошедшим Фальконом – начальником стражи Вейгарда.
– Наконец-то, Трис, милочка, – растянул он в кривой усмешке рот. – Что-то ты с-совсем меня позабыла. Я же приглашал тебя заглянуть ко мне.
Пухлые губы, жирные после сытного обеда, строго вытянулись. Маленькие глаза пожирали меня, и без того тощую – за три года ещё до конца не оправившуюся от почти смертельного истощения.
– Извините, много работы, – сказала я безразлично. – Мне надо траву готовить. Не приходите больше, господин Фалькон, я не пойду с вами.
Я плотно сжала губы и развернулась, чтобы скрыться в доме, но Фалькон схватил за локоть и дёрнул на себя.
Ай, как же больно! Но я не подам вида, я умею быть сильной. Может, отстанет.
Волосы выбились из-под платка послушницы, рассыпались по плечам. Мои огненно-рыжие волосы – такая редкость на севере Ниртании – почти ни у кого не встречаются.
Взгляд Фалькона хищно разгорелся. Вожделение, желание обладать – он так привык обладать каждой, кого поманит пальцем.
– Ну, что ты ломаешься, Трис-с, – прошипел он. – Ты ведь не девочка, тебя принесли сюда с болот, жрицы все твои дырки изучили – у тебя их больше, чем следует, и тебе не стать служительницей Пресветлой!
Он знал, зараза, куда давить. Девушке, потерявшей невинность, особенно с таким сомнительным прошлом, как у меня, монахиней стать было невозможно.
