Снилось черт знает что.
Сначала-бестелесный Витька Мазур.
В формате голоса в телефоне и голосовых в телеге. Подумал ещё: надо проснуться и переслушать.
Потом хватился: да я ж сплю, какое.
Почему именно Витька, он понять не мог. Витьку он не видел лет пять, с тех пор как они приехали сюда вместе и Витька по-скотски кинул его на бабки. Обидно было.
Потом снился Нск. Какие-то неведомые бабы во дворе, рядом с хрущовками, стирали белье в грязных лужах. Бабы были босиком и в просторных, расшитых красной нитью русских рубахах. Это вызывало в памяти лонгриды философа Дугина.
Бабы вынимали из грязных луж пронзительно белые простыни, выжимали из в четыре руки и вешали их сушиться на натянутую между хрущами длинную бельевую веревку. И простыни трепетали на ветру.
«И чтобы чистую рубаху своею кровью замарать»,– сказал ему прямо на ухо гнусный навязчивый голос..
Сгинь, подумал он. Тоже мне лирический герой. Какая-то чушь со школьных уроков литературы.
Прямо мурашки поползли по спине он этого голоса.
Но голос не унимался.
– Рота подъем!-неожиданно взвыл голос.– Илья Владимирович, проснитесь!
Да хер тебе, решил он. Я сплю. И ты мне снишься.
–Але!– не унимался голос.– Приём! Вас не слышно! Прос-ни-тесь.
Вот же ж сука, подумал он обречено. Сука и есть сука. Да что ж тебе надо…
Приснится же такое.
И попробовал разлепить глаза.
Не получилось.
– Илюха!– взывал гнусный голос. – Илюха! Приём! Просыпайся, ёб твою мать!
– Астанавитесь,– просительно просипел он. Открывать глаза не хотелось. Мешал свет, и голова сразу же налилась свинцовой тяжестью.
– Илья, просыпайся, ебена мать!
Да что ты будешь делать
Напрягся. Осторожно разлепил злака. Мир был мерзок, мир накренился и плыл вправо. Но на столе стояло пиво.
Ура.
Поборол тошноту. Пивас. Отлично.
Прикрыл глаза. Вот щас, щас, полегче станет.
Голос подозрительно умолк.
Накрыло беспокойство: да кто ж это был то, сука? Черт что ли?
Представил, что на подлокотнике кресла сидит тонкий чёрный черт, каслинское литье, с длинным хвостом с кисточкой и с копытцами. Ожил, сука. Хотя ещё вчера прикидывался статуэткой и дразнился, соответствующим блядским образом сложив пальцы. А сейчас во как.
Допился, значит, до чертей… Молодец, Козлов.
Бросило в пот.
Но не лежать же с закрытыми глазами. Опасность надо встречать лицом к лицу. А то совсем очково.
Снова осторожно разлепил глаза. На этот раз получилось уже лучше.
Черта нигде не было. Вместо черта, раздраженно пощелкивая пальцами, на него смотрел живой и настоящий Виться Мазур, с внимательными глазами и бритый как колено-Витька упорно маскировал ещё в юности появившуюся раннюю плешь.
– Во сука,– прошептал Илья и закашлялся.– бабки что ли принёс?
– Бабки я тебе перевел,– сказал Витька серьезно.– Четыре года назад, если что. Хули ты комедию ломаешь. Если ты их проебал, вопрос не ко мне. Бухать не надо.
Витька Мазур был одноклассником.
Он не сильно изменился, по большому счету. Разве что повзрослел и чуть увеличился в размерах. Оформился, что ли. Пора бы.
– Ты хули здесь делаешь? Как здесь оказался?– хуево, подумал он. Ничего не помню
– Илюх,– Витька почесал бритый затылок. – мы ж вчера по телефону говорили, не помнишь?
Не, подумал он. Ничего не помню.
И ответил:
– Помню
– И?– спросил Витька.– накидался что ли потом? Я приехал к десяти, как договаривались, а у тебя дверь открыта….
– Спал в основном..
– Понятно. – Витька огляделся. – Вообще ничего не помнишь?
Покачал головой. Хреново. Крайне хреново. Синька зло.
– Чё случилось-то у тебя?– поинтересовался Витька.
Он пожал плечами.
– Как ты дошел-то до такой жизни, Илюх?
– Долги, – наконец выдавил он- Алименты. Отсутствие мотивации. Бытовая распущенность.
Подумал: а где Машка? Была же вроде вчера Машка. Нет, ничего не помню. Хреново. Крайне хреново.
