Руки тряслись…
Я смотрел на пальцы, дрожавшие на руле, и думал, что меня сложно
так напугать в обычное время. Сколько всего я перевидал на своей
должности… Но этот звонок среди ночи пустил сердце скакать в
страхе.
Освещенные фонарями улицы гладко стелились под колеса,
подмигивали желтым светофоры, стрелка тахометра на панели нервно
дергалась, но я не мог не гнать. И, в то же время, ловил себя на
желании остановиться, развернуться и забыть ту, имя которой
прозвучало в трубке десять минут назад. Мне было слишком страшно
посмотреть Феньке в глаза и не найти там ничего привычного.
Мне, оперу по особо тяжким правонарушениям.
— Черт, — выругался я в тишине салона и в очередной раз втопил
педаль газа в пол.
Через двадцать минут гонки я был уже на проходной военного
госпиталя.
— Капитан Сергей Демидович Сволчев, — сунул я удостоверение
охраннику.
Тот глянул на меня поверх очков, сверился с удостоверением:
— Ваш пропуск, — просунул мне бумажку в удостоверении через
маленькое окно и кивнул на коридор. — Скажите, что вы к
новенькой…
Я кивнул и поспешил в указанном направлении. Вместе с дежурным
доктором мы прошли тихими коридорами на второй этаж, миновали
докторский пост и остановились перед дверью палаты у окна.
Как же я ненавидел такие места… Обитель плохих новостей, дурных
запахов и отчаянья. Но стоило шагнуть в палату, от сердца обманчиво
отлегло. Фенек сидела на кушетке, поджав под себя ноги. Худая,
бледная, сломленная… Длинные рыжие волосы спутаны и рассыпаны по
плечам. Она не спускала взгляда с забинтованных ладоней. Когда
включили свет, стало понятно, что вся она в повязках, пластырях,
ссадинах… Но как же мне ее не хватало.
Фенек повернула ко мне голову и слабо улыбнулась:
— Сволочь…
— Фенек, — выдавил я хрипло и опустился перед ней на стул.
Если бы не было стула, я бы упал на коленки. Фенек шмыгнула
носом, протянула ко мне забинтованные руки, и я подхватил ее в
объятья, усаживаясь с ней на кровать. А она уткнулась мне в шею и
расплакалась.
Да, пожалуй, так плохо мне давно не было. Мы привыкаем к боли, с
которой сталкиваемся каждый день, и принимаем ее уже как должное. А
это — маленькая родная поломанная девчонка в руках — что-то едва
выносимое. Феня плакала долго. С нее станется держаться-держаться,
а потом вот так вот… А я прижимал ее к себе, пережидая, стараясь не
чувствовать, отвлечься, потому что даже мне не так просто пережить
то, что случилось с ней.
Мы с Феньком знакомы с приюта. Ее привезли туда однажды грязным
худым оборванным подростком. Кажется, одиннадцать ей было. Мне
тогда было шестнадцать, и я уже водил за собой стаю волчат помладше
и следил за порядком. Обычно ведьмы кучковались с сородичами, но
Фенек прибилась к нам. Проводила время с оборотнями, ходила с нами
строем и слушалась меня, стараясь ни в чем не походить на девчонку
или ведьму в принципе. Некоторые на нее огрызались чуть что, а я
защищал. Нас, конечно же, дразнили, сватали за меня ведьму — куда ж
без этого? Но не это было проблемой. Ведьмы Феньку мстили круче,
как я выяснил уже гораздо позже. Она не рассказывала мне, как ее
били, жгли волосы, доводили до бессонницы угрозами… Ну и меня — до
белого каления, когда я узнал.
В общем, детство вышло совсем не-детским. Да и мало кто из нас
знает, каким оно должно быть. С тех пор я не даю никого из своих в
обиду и не подчиняюсь общим правилам. Какими бы они ни были,
гласили одно по сути — прав лишь тот, кто убьет первым.
Взрослая жизнь выходила у нас с Феньком сначала не в пример
приютской. Она закончила медицинский и стала хирургом. Я —
выпустился из академии и ушел в уголовный отдел следователем по
особо тяжким. И, казалось бы, на этом можно было бы и остановиться.
Завести семью, дом… Наверное. Но мы оба в этом ни черта не
смыслили.