ПРОЛОГ: ОЧЕНЬ МРАЧНЫЕ ДЕЛА И ДЕЛА ПОМРАЧНЕЕ
Санкт-Петербург.
6 июля 1908 года.
Воздух в кабинете его превосходительства был густым и сладковатым – пахло дорогими сигарами, позолотой на корешках книг и властью, которая, впрочем, в этот июльский день ощущалась не как нечто незыблемое, а как хрупкая фарфоровая ваза, поставленная на край стола.
По всей необъятной Российской Империи прокатилась волна преступности – уродливая и беспощадная, как моровая язва. Воры, грабители, поджигатели и самые мрачные фигуры – душегубы и потрошители тел, чьи мотивы не поддавались пониманию обывателя, – вышли из тени, почуяв слабость дряхлеющего не по дням, а буквально по часам государственного организма.
***
Государь-император Николай II, пребывавший в Царском Селе, подписал сегодня закон, который должен был стать ответом на беспрецедентный вызов. Закон «Об организации сыскной части».
***
На столе у его превосходительства, директора Департамента полиции, лежал этот документ – несколько листов бумаги, призванных переломить ход войны с преступным миром.
Его превосходительство смотрел в окно на суетливый Невский проспект. Экипажи, извозчики, пестрая толпа – жизнь кипела, не подозревая, какое зрелище готовит для нее вечерняя пресса. Он вздохнул и повернулся к человеку, молча стоявшему посреди кабинета.
– Итак, господин Унгенбаум, – начал он, обводя взглядом худощавую, неброскую фигуру в скромном, но безупречно сшитом сюртуке. – Закон подписан. В губернских городах создаются сыскные отделения на четыре стола: личного задержания, розысков, наблюдения и справочного регистрационного бюро. Теория, как вы понимаете, прекрасна. Но ей нужны люди. Кровь и плоть, так сказать.
Николай Данилович Унгенбаум стоял неподвижно, его руки в замшевых перчатках были спокойно сложены одна поверх другой на рукоять трости. Его лицо – с правильными, но как бы стершимися от усталости чертами, абсолютно ничего не выражало. При этом серые, пронзительные глаза внимательно изучали его превосходительство, будто пронзая насквозь не только его слова, но и скрытые за ними мысли.
– Я далек от полицейской службы, ваше превосходительство, – тихо произнес Унгенбаум. – Мои скромные способности всегда были направлены на частную практику.
– Ваши, так сказать, «скромные способности», Николай Данилович, – парировал хозяин кабинета, – являются, если верить источникам, почти сверхъестественными. Вызывать откровения у немых свидетелей… Распутывать дела, перед которыми отступают лучшие жандармские умы… Нет, увольте и, ради бога, не скромничайте. Вам предлагается возглавить одно из структурных подразделений в столичном розыскном отделении. Специализация – насильники и серийные убийцы. Одним словом, так сказать, сброд, с которым не может справиться обычная полиция.
Унгенбаум молчал. Он смотрел куда-то мимо его превосходительства – в пространство, в котором уже виднелись тени будущих дел, еще не совершенных преступлений и еще… не успевшей пролиться крови.
– Вам будет предоставлена полная свобода действий, – хозяин кабинета продолжал соблазнять Унгенбаума. – Ваши методы… какими бы они ни были, не будут, так сказать, ставиться под сомнение. Нам нужен результат. Империя задыхается от этой заразы. Нам нужен человек, который сможет вернуть людям Столицы веру в закон и порядок.
В кабинете повисла тишина, нарушаемая негромким тиканьем массивных напольных часов. Унгенбаум медленно перевел взгляд на развернутый на столе закон и коснулся тонкими пальцами гербовую бумагу.
– Порядок, – произнес он с легкой иронией, – понятие относительное, ваше превосходительство. Порой он зиждется на самых темных основах. Моя задача, как я ее понимаю, – не восстанавливать порядок, а находить Истину. А уж она, как показывает практика, редко бывает удобной для всех.
