Когда это случилось в первый раз, мало кто сомневался, что
убийца муж. Почему? Старший инспектор Перкенсон имел неосторожность
озвучить первую, пришедшую на ум, версию. Он был тогда не в духе и
страдал несварением желудка, вот и высказался неосторожно при
журналисте, крутившемся неподалёку.
Версия моментально утекла в народ.
Перцу и описаний добавили сами журналисты, раскопавшие семейные
тайны и вывалившие их в подробностях на газетные страницы.
Художники-оформители расстарались, в красках вырисовывая барона
Сактара, державшего в объятиях развратную цветочницу мисс Пиклс.
Свежие газеты разлетались, как горячие пирожки.
Общественность, начитавшись творения писак, заходилась в
экстатическом ужасе, смаковала подробности и выдвигала версии одна
краше другой. Договорились до того, что несчастного изменника
требовали линчевать, предварительно исключив из списка благородных
родов Лондона.
И всё это при полном отсутствии улик, которые могли бы указать
на барона. А главное – тело его пропавшей жены так и не было
найдено.
На месте преступления обнаружили только брызги красной жидкости
на кирпичной кладке (предположительно крови жертвы), пустой экипаж
и чемодан самой леди Артур Сактар, в девичестве леди Кейт
Уинслоу.
А потом преступление повторилось вновь. Теперь уже на другой
улице, но всё ещё в нашем округе. Те же брызги предположительно
крови, пустой экипаж и чемодан исчезнувшей бесследно леди Уильям
Клайд, в девичестве Лиззи Гудроу.
Отныне старший инспектор был осторожен в суждениях и вслух не
произносил ничего, однако больше и не надо было. Общественность уже
сама всё знала. А журналисты только подливали масла в огонь.
Обоих мужей голословно обвинили в преступном сговоре и теперь
нещадно тиранили, почём зря. Скандал разгорелся нешуточный. Лорд
Уильям Клайд обозлился и написал жалобу в министерство внутренних
дел, самому министру Роберту Пилю. Министр обещал принять меры.
А сегодня с утра всё повторилось опять.
Кажется, седьмой округ Лондона прокляли.
В туманном переулке Извозчиков, один из патрульных констеблей
обнаружил брошенный экипаж, чемодан и брызги крови на стене.
Третья жертва, а полиция всё там же. Ни следов, несмотря на то,
что сотни констеблей прочёсывают каждый ярд города, ни улик – хотя
вещи предыдущих жертв, включая экипажи, были неоднократно осмотрены
самим старшим инспектором и всеми младшими. Ничего.
Старший инспектор Перкенсон, сейчас как никогда напоминающий
старого спаниеля, снял котелок с головы, пригладил лысеющий затылок
и, не глядя на меня, приказал:
— Осмотрите здесь всё, зарисуйте и опишите, мисс Честер. Я пока
займусь свидетелем.
— Слушаюсь, сэр, — чётко ответила я, раскрывая блокнот и
вытаскивая угольный грифель, — у нас есть свидетель?
— Есть, — грустно подтвердил старший инспектор, — некий Теренс
Нил, старый пьянчужка. Как думаете, мисс, много он расскажет, когда
проспится?
Старший инспектор вытянул толстый палец и указал на сидящего на
брусчатке неопрятного человека с красным носом. Рядом мялся
констебль Пакс, натянув на физиономию выражение высочайшей
строгости. Нетрезвый Теренс Нил, прищурив один глаз и брезгливо
оттопырив нижнюю губу, дул констеблю в бедро.
— О, боже правый! – воскликнула я, — это же самый худший вид
свидетелей. Хуже подобных типов только безмолвные кошки!
— Вы правы, мисс, вы абсолютно правы, — старший инспектор уныло
повесил усы, вздохнул тяжко, — но что поделать. Берём то, что есть.
Работайте, стажёр.
— Слушаюсь, сэр, — вытянулась я по стойке смирно, провожая
инспектора взглядом.
Сегодня я впервые отправилась на место преступления! Спустя
целый месяц после того, как поступила в отдел. По великой протекции
поступила, между прочим! До сегодняшнего дня я занималась
перекладыванием бумажек, подшивкой дел и наблюдением за работой
профессионалов. Но я так рвалась к настоящей работе, что свершилось
чудо. Вместо сержанта Шенса, старший инспектор взял меня,
предварительно убедившись, что я прилично рисую.
