Пролог
— Ну, давай ещё по одной, Люсь, и я пойду. За что выпьем? – я
подняла бокал с игристым, и уставилась на любимую и самую близкую
подругу – Люську.
— А, давай выпьем за счастье! Мы с тобой его заслужили! – Люська
звонко расхохоталась во все свои тридцать два, и аккуратно
стукнулась о мой бокал.
С Люськой, точнее с Людмилой Павловной Арсеньевой – бухгалтером
высшего класса и самым востребованным специалистом в городе – мы
дружили с детства. Правда тогда она была просто Люськой,
веселушкой, хохотушкой и лохматой девчонкой, с вечно зелёными
ободранными коленками. Вместе мы излазили все закоулки района,
прыгали по гаражным крышам, вместе получали по задницам от гневных
родителей. Вместе пошли в первый класс, практически одновременно
встретили свои половинки, в один день вышли замуж. Даже дети у нас
родились с разницей в несколько дней.
По жизни вместе... и развелись в один год.
Да, такая вот дружба – судьбою связанная. Теперь мы ещё и бизнес
вместе ведём. Я – ответственная за меню, персонал, поставки-закупки
и прочую нудную, но очень важную дребедень. А Люська тащит то, что
меня бесит до дыма из носа – бухгалтерию. Нет, вот серьёзно, я
готова напечь пирожков с тремя видами начинок на целую свадьбу, но
только не сидеть целый день, сводя дебет с кредитом... или как там
это называется?
Сегодня у нас великий день. Мы празднуем открытие уже пятой
точки с названием «Обед у мамы» - кафе домашней кухни. Вот так
неожиданно, за три года каторжной работы, мы стали бизнеследи.
Гожусь нами, прекрасными девочками-пчёлками!
— Может, ещё посидим? – Люська устало потирает глаза, совсем
позабыв про макияж. Под веком тут же образуется синяк – Люська
превращается в полупанду. – Давно не отдыхали... Чё у тебя с
Богданом?
— Да... не знаю, как сказать. – Кривлю моську, потому что и сама
не знаю как у меня с Богданом. – Встречи по пятницам с ночёвкой до
воскресенья, редкие выходные и праздники с выездом в соседний
город... Короче, мне нужен Богдан, чтобы я не забыла, как секс
выглядит.
— Ха-ха, ну ты даёшь, подруга! – хохочет Люська. — а кто это у
нас выжег своё пуританство калёным железом? Кто тут у нас произвёл
падение моральных устоев?
—Ой, Люська, — смеюсь в ответ, прекрасно понимая, о чём она
говорит. После развода я с пеной у рта, доказывала, что «никогда в
жизни больше...» и вообще, мне этот «секс даром не нужен...». – Всё
течёт, всё изменяется... Только нет у меня к Богдану пылких чувств.
Бабочки в животе не порхают, а ползают жирными и ленивыми
гусеницами. И вообще, нет дымки этой розовой – ну, знаешь, когда
вата такая сахарная вместо мозга в черепушке вдруг обнаруживается?
А? Старая я становлюсь, наверное...
— Пф! Какие наши годы? И вообще,— Люська поднимает вверх палец и
громко декламирует, — Сорок пять – баба ...
— Ягодка опять!
Подхватываю слова подруги, и мы громко хохочем, пугая
прикорнувшего Борьку – красавца мейн-куна*. Борька резко
подрывается с подоконника, путается в тонком тюле и, с громким
мявом, обрушивается на пол, попутно роняя горшок с орхидеей.
— Бо-о-орька, что ж ты так, друг мой ситный!
Люська соскакивает и пытается поймать ошалевшего кота. Борис,
зверея ещё больше, обрывает тюль вместе с гардиной, скользит в
рассыпавшейся земле и, с видом восставшего из ада, пытается свалить
из люськиной кухни, прихватив с собой гардину. Я трясясь от смеха,
сползаю на пол и пытаюсь поймать беглеца за кусок тюля. Здоровенный
мейн-кун, ревя как крокодил, делает рывок – тюль остаётся у меня в
руках, а Борька исчезает в недрах люськиной квартиры. Слышится
грохот и звон разбитого стекла. Кажется, Борис не вписался в стол и
грохнул цветочную вазу.
— На удачу! – хохочет Люська, сидя в куче земли и потирая
оцарапанную руку – Борькино спасибо за попытку спасения от хищного
кухонного тюля. – Теперь точно счастливыми станем!
