Держу спину ровно, выражение лица
отстранённое. Со стороны, наверное, кажется, что я просто иду на
приём. Вряд ли кто-то догадается, что сейчас у меня в душе чёртова
чёрная дыра.
Хочется, чтобы дыра эта разверзлась
рядом с планетой и перемолола её в себе. Тогда мне не придётся
принимать это решение, не придётся…
Подхожу к нужному кабинету, смотрю
на время. Я вовремя – осталась всего минута. Крепко зажмуриваюсь,
сжимаю кулаки так, чтобы ногти больно впились в кожу. Больно, но
крови нет, а хотелось бы.
Медсестра выходит как раз в тот
момент, когда я прислоняюсь к стене.
– Фокина? – вопросительно смотрит на
меня девушка, а я киваю.
Она не смотрит на меня осуждающе, ей
совершенно плевать. А мне хотелось бы, пусть бы даже сказала, что я
– мразь. Надо было, наверное, на форум каких-нибудь пролайферов
зайти. Мне бы объяснили, что “Бог дал зайку, даст и
лужайку”.
Но лужайки нет, и моему зайке негде
было бы даже грызть морковку.
Я никогда не считала, что аборт –
это ужасно. Понимала, что это не лучшее решение в жизни, но даже не
думала, что чувствуешь себя именно так, когда идёшь на
это.
– Проходите, – я будто в тумане
отлипла от стены и сделала шаг за порог врачебного
кабинета.
Врач сидел за столом, что-то читал
на экране компьютера.
– Не передумали? – спокойно
поинтересовался он, взглянув на меня.
Вопрос был “для проформы”, уверена.
Если я и передумала, услуга уже оплачена… Наверное, он обязан
спросить.
– Нет, – я из последних сил держала
лицо.
Жалости не хотелось. Я её не
заслуживаю даже. Да и куда проще чувствовать себя распоследней
мразью, чем жалеть саму себя. От жалости точно сдохну.
– В таком случае, заполните согласие
на медицинское вмешательство, – он подаёт мне лист, а затем ещё
один.
Беру бумаги, начинаю читать. Зря,
зря я это сделала. “Операбельное прерывание беременности на сроке
от восьми до двенадцати недель”.
У меня этих недель десять с
половиной. Ещё полторы недели, и ничего сделать будет нельзя. Я
вовремя спохватилась, да…
Заполнила почти всё согласие, но тут
колпачок ручки от сильного давления выскакивает, летит вверх и
падает на пол.
– Сейчас другую дам, – бормочет
медсестра, но я резко встаю.
– Не надо, я передумала, – говорю
быстрее, чем успеваю осознать собственные слова и выскакиваю из
кабинета, чувствуя, как слёзы, которые я так долго сдерживала,
начинают бежать по лицу.
Осознаю себя где-то в другом конце
длинного коридора. Тут кабинетов никаких нет, только поворот в
сторону лестницы. Людей нет.
Тихо всхлипываю, обнимаю живот,
который ещё долго будет плоским, стараюсь успокоиться.
Сажусь на скамейку, а мысли
путаются. Моё решение далеко от прагматичности, но ничего с собой
сделать я не смогла. Это гармоны, да, это они виноваты, но я
почувствовала, что, если сделаю это, то никогда себя не
прощу.
В конце концов, у меня не так всё и
плохо… И ещё есть время. Деньги можно накопить, а потом уехать. Не
обязательно же быть в Москве. Мама, конечно, мне жизни не даст, но
и её можно заставить замолчать. Сестра уже почти оправилась после
развода, так что обойдётся и без моей помощи…
Слышу приближающиеся шаги, но голову
поднимать не собираюсь. Вот только в следующий момент крепкая рука
грубо хватает меня за плечо, заставляя подняться на ноги.
Вскрикиваю и смотрю на того, кто
меня держит. От шока даже рот приоткрыла, увидеть его здесь я никак
не ожидала.
– Ты успела?! – рычит он, оглядывая
моё лицо, а я, не задав ни единого вопроса, отрицательно мотаю
головой, и так понимая, о чём он говорит.
два с половиной месяца назад
– Твоя вина в этом тоже есть! – скидывая вещи в сумку, едва ли
не кричал Паша. – Ты же не женщина, а мужик в юбке! Холодная,
как... как... – кажется, мой парень, то есть, уже бывший парень, не
мог подобрать подходящих слов, чтобы получше меня оскорбить. – Как
рыба!