Король Филипп IV
Ночь с 28 на 29 ноября
1314
Королевская опочивальня,
Фонтенбло
Французское королевство
Филипп IV Красивый, молчаливый и
железный король, смотрел в потолок. Он не мог шевелиться, не мог
уснуть, и поэтому думал. Сегодня в воспоминания вернулся образ
сгоревшего под крики толпы Жака де Моле[1] и его странное
проклятие, так неожиданно коснувшееся самого короля. Еще молодой,
полный сил и планов весной, сейчас он лежал в своей спальне в
Фонтенбло, чувствуя приближение смерти. Ему уже не хотелось
высмеивать слова умирающего магистра, а уверенность в том, что они
– лишь болезненный бред, вызванный пыткой пламенем, таяла. Он
охотился с тех времен, когда еще не мог говорить. И держался в
седле лучше всех в королевстве. Но умудрился свалиться с
лошади!..
Что-то его отвлекло. Что-то темное,
непонятное. Король не мог вспомнить, что именно. И вот двадцать
пять дней он лежит в своей постели в покоях, где когда-то родился,
и ждет смерти. С мыслью о том, что он еще столько всего мог
сделать. Он еще полон сил. Ему нет и пятидесяти. Он двадцать девять
лет правит этой страной и сумел перевернуть закостенелые устои
общества. Франция стала сильнее. Ее территории – обширнее. Казна
разрослась несмотря на ошибки и рискованные решения, на фальшивые
монеты, появление которых он допустил. Он почти смог исправить свои
ошибки.
У него трое взрослых сыновей. И вряд
ли династия будет уничтожена с его гибелью – слова магистра не
найдут подтверждения. И все же что-то беспокоило короля. Загадочная
цепь случайностей, которая привела его сюда.
Филипп с трудом закрыл глаза. Он
плохо спал в последнее время. Тело отказывалось подчиняться. А
голова присылала ненужные видения. Лица детей. Умершей жены.
Любимой, но далекой женщины, чье имя сохранил в тайне от всех. Как
она там? Он не видел ее целый месяц. И понимал – никто не разрешит
графине войти в королевскую опочивальню, когда король умирает.
Жаль, что нельзя призвать ее к себе. Это стало бы позором. Не для
него. А для страны, для графини, для ее детей.
Мысль перескочила, пронзив лоб и
затылок острой болью.
Тамплиеры. Орден уничтожен. Ему
удалось добиться ареста большинства рыцарей. И каждого из них ждал
костер. Святая Инквизиция беспощадно истребляла еретиков. И
предателей не обошло безжалостное пламя. Филипп получил огромные
контрибуции. Он поправил экономику. Он избавился от слишком
влиятельного ордена. И, разумеется, он тронул чье-то гнездо. Пока
непонятно, чье. Чудовищная гидра лишилась голов. Но всех ли? Где
гарантия, что после смерти Жака де Моле не объявится кто-то еще,
под чьей властью тамплиеры возродятся в новом, еще более уродливом
обличье?
Голову короля снова пронзила
сокрушительная боль. Он не мог позволить себе застонать, лишь сжал
зубы. Скоро все кончится. Он не скажет этого вслух – не покажет
ничем, ни взглядом, ни словом, но он искренне ждет конца. Боль
измучила. Невозможность что-то делать обессилила. Филипп понимал,
что дни его сочтены, и надеялся, что счет им краток. Он не смел
молиться и не видел в этом смысла. Поэтому рассматривал
потолок.
- Так умирают короли, - произнес над
его ухом смутно знакомый голос.
Взгляд Филиппа остановился на темной
фигуре. Фигура вышла из тени и встала в изножье кровати. Мужчина в
плаще, под которым не видно оружия. Он не был приближенным короля.
Филипп хотел задать вопрос, но не посчитал нужным открывать рот –
всем своим телом, измученным и почти уже мертвым, он ощущал угрозу,
исходившую от застывшей у его ног мрачной тени. Угрозу, смутную и
непонятную, но слишком похожую на то, что спровоцировало падение с
любимой лошади.
- Короли умирают в одиночестве.
Наедине со своей болью и своими ошибками. Ты расплачиваешься за
ошибки, король. И ты не сможешь ничего изменить. Ни своей властью,
ни своим богатством – ты бессилен пред ликом высших сил. Сил,
которые тебе недоступны.
