Адель торопилась на работу, крепко сжав ручки спортивной сумки,
в которой бережно была уложена ее одежда для тренировок. Девушка
терпеть не могла бардак: ни в доме, ни в сумке, ни даже в
собственной голове. Любовь к порядку ей еще с самого детства привил
отец. Со временем Адель и сама не заметила, как начала всё
складывать по полочкам и испытывать отвращение к вещам, которые
лежали не на своих местах.
Внезапно над головой пронеслись невидимой волной глухие раскаты
грома, что утонули где-то за горизонтом. Мысли о беспорядке вмиг
исчезли. Тяжелые свинцовые тучи продолжили стремительно сгущаться
над городом, пока жуткая духота услужливо напоминала, что не
оставит сегодня ни малейшего шанса на глоток свежего воздуха. В
завершение всей этой погодной пытки промелькнула ещё и ветвистая
молния. Она была похожа на сплетение человеческих вен, что
загорелись под тонкой серой кожей неба.
Адель не любила осень. Это была самая мрачная и мерзкая пора
года. Дождь льет почти через день, превращая узкие улочки в
сплошные потоки грязи и мусора. Всё вокруг становится серым, унылым
и до дрожи в теле жутким. Как такая атмосфера могла вдохновлять
людей на написание поэм, музыки и картин? Ответа на этот вопрос
Адель не знала.
Когда она была еще очень маленькой, то смутно помнила
родительский дом с высокими кустами чайной розы, что росли прямо у
входных дверей. Но единственное, что Адель хорошо помнила — это
осень в ее городе детства. Там она была очаровательной. Золотая
листва на стройных клиновых деревьях. Слабый аромат влажного от
дождя асфальта всегда был ее самым приятным воспоминанием. В
многочисленных лужах под ногами отражались лучи осененного солнца,
что так несмело ползло по небосводу. Это всегда был самый
завораживающий момент.
Но наряду с первыми детскими воспоминаниям жило что-то еще. Это
«что-то» было чем-то очень плохим и ужасным. Адель никак не могла
объяснить это странное чувство, но оно всегда появлялось, когда она
вспоминала детство. Что-то непроизвольно заставляло леденящий кровь
ужас сковать всё тело и вынуждало сердце биться, словно в приступе
дикой лихорадки. В такие моменты голос Адель начинал сильно
дрожать, а на лбу выступала липкая испарина. С подобными припадками
девушка уже научилась бороться — она просто старалась не вспоминать
прошлое и это всегда помогало.
В этом же городе осень была совсем не такой, как в детских
воспоминаниях Адель. Она мрачная, удручающая и до безумия жуткая.
Здесь нет красивой листвы золотого и багряного цветов. Нет яркого
солнца, что всегда появляется после дождя. Этот город окутан мраком
и сыростью круглый год. Ветки деревьев больше напоминали шипы, что
угрожающе торчали в разные стороны. Асфальт издавал непонятный
смрад, а холодный дождь постоянно шел, превращаясь то в ливень, то
в морось.
Адель всегда удивлялась тому, как в таком столь мрачном городе
еще живут люди, которые находят в себе силы с улыбкой смотреть на
окружающий мир. Когда она глядела по сторонам, то последнее, что ей
хотелось сделать, так это улыбаться. В душу тут же заползала тоска
и опутывала своей паутиной всё то прекрасное, что Адель пыталась в
себе сохранить.
Единственное, что здорово спасало ее от хандры — танцы. В те
короткие моменты, когда Адель танцевала, ее ничего не огорчало и
хотелось смеяться и радоваться. Каким-то не зримым образом музыка
вбирала в себя все страхи и печали девушки. Это было нечто поистине
магическое, что помогало Адель не свихнуться в этом извечном мраке
каменных джунглей.
Она занималась танцами много лет и уже позабыла, когда именно
увлеклась этим искусством. Иногда Адель казалось, что она уже
родилась с хорошей растяжкой и довольно гибким телом. Единственное,
что иногда огорчало ее, так это способ выражения своих навыков.
Девушка часто слышала от своих преподавателей, что у нее есть
редкий талант к танцам. Любое новое движение она могла тут же
повторить, каким бы сложным оно ни оказалось. Адель и сама видела
свое превосходство над другими девочками из группы. Но что теперь?
Свои навыки она демонстрировала у пилона в откровенном сценическом
образе с вульгарным «тяжелым» макияжем.
