Глава 1. "Вечный покой" и вечная тоска
Алиса Сомова ненавидела розы.
Особенно те, что приносили в "Вечный покой" – семейное похоронное бюро, где она работала. Они всегда были слишком яркими, слишком пафосными, слишком… фальшивыми. Как будто эти алые лепестки могли скрасить тот факт, что человек в гробу уже никогда их не понюхает.
– Аля, клиент в зале, – донесся из-за двери голос отца.
Она вздохнула, отложила кисть – только что подправляла потертость на старом подсвечнике – и провела ладонью по лицу. Макияж, наверное, смазался. Ну и ладно. Мертвых это не волновало, а живые всё равно не смотрели ей в глаза.
В зале стояла женщина лет пятидесяти, в черном пальто, сжав в руках букет тех самых роз.
– Мы хотели бы… чтобы всё было красиво, – сказала она, и голос её дрогнул.
Алиса кивнула, привычным жестом достала каталог.
– Гробы – слева, венки – справа. Цветы можно заказать отдельно, но вы уже принесли свои.
Женщина посмотрела на розы, будто впервые их увидела, и вдруг резко сжала стебли так, что капли воды упали на пол.
– Он их ненавидел.
Алиса подняла бровь.
– Тогда зачем?
– Потому что так положено! – женщина резко вытерла глаза. – Потому что все принесут розы, а если я приду с ромашками, все подумают, что я…
– Что вам было плевать на него при жизни, а теперь вы декорации для скорби собираете? – закончила за неё Алиса.
В воздухе повисла тишина. Женщина побледнела, но не от возмущения – скорее, от облегчения, что кто-то наконец сказал вслух то, о чем она боялась думать.
– Да, – прошептала она.
Алиса закрыла каталог.
– Тогда давайте без роз. Что он действительно любил?
Через полчаса заказ был оформлен – простой дубовый гроб, скромные васильки вместо венка (оказывается, покойный обожал их с детства) и никакой помпезной музыки. Клиентка ушла, оставив на столе те самые розы.
– Выбросить? – спросил отец, появляясь в дверях.
Алиса взглянула на цветы.
– Нет. Поставьте в холл. Пусть хоть кто-то ими полюбуется перед тем, как уйти навсегда.
Отец хмыкнул, но взял вазу.
– Ты сегодня злее обычного.
– Я всегда злая, – Алиса потянулась, хрустнув шеей. – Просто сегодня мне меньше всех везет.
Онa провела здесь уже шесть лет – с тех пор, как бросила институт. Не потому, что мечтала хоронить людей, а потому, что семья – это долг, а долг, как известно, пахнет формалином и дезинфекцией.
Вечером, когда последний клиент ушел, а отец закрылся в кабинете с бумагами, Алиса осталась одна в тишине ритуального зала. Она закурила у открытого окна (строго запрещено, но мертвые не жалуются), глядя на пустые гробы, выстроенные в ряд, как солдаты перед парадом.
– Красиво, да? – сказала она в пустоту. – Все когда-нибудь будут здесь. И я тоже.
Ей вдруг стало смешно. Может, она и правда сошла с ума от этого места.
Потом её взгляд упал на старый шкаф в углу – тот самый, который они собирались выбросить, но всё никак не доходили руки.
– Ладно, – Алиса потушила сигарету. – Давай посмотрим, что ты скрываешь.
Шкаф скрипел, как старый человек, когда она дернула дверцу. Внутри пахло пылью и временем. Бумаги, старые книги, папки с делами полувековой давности…
И тогда она увидела его.
Маленький ларец, обтянутый потрескавшейся кожей, с тусклой металлической застежкой.
Алиса осторожно достала его. Застежка поддалась не сразу, но когда крышка откинулась, внутри оказался пожелтевший конверт и толстая тетрадь в кожаном переплете.
На первой странице, выведенным изящным почерком, стояло:
"Дневник Елизаветы Волынской. 1913 год".
Алиса перевернула страницу.
"Сегодня я увидела его впервые. Он стоял у окна в библиотеке, и свет падал на его руки – такие живые, такие теплые на фоне всех этих мертвых книг…"
Она замерла.
За окном "Вечного покоя" стемнело, но Алиса уже не замечала ни времени, ни усталости. Она читала, и мир вокруг перестал существовать.
