Однажды ранним утром заспанная
кухарка Амали вышла на крыльцо. Она зажмурилась от слепящего солнца
и зевнула, прикрыв рот ладошкой. Ей бы хотелось поспать еще
немного, но вот-вот должен был явиться молочник: на завтрак к
господскому столу подавались только свежие сливки. С недавних пор
Пузатый Ганс приносил еще и козье молоко, прописанное младшенькому
графскому отпрыску лекарем - от коровьего у Дака случалось
несварение, и без того капризный малыш изводил семейство
бесконечными криками.
Пузатый Ганс почему-то запаздывал.
Прислушиваясь к звукам, доносящимся с дороги, кухарка различила
детский плач, который сильно ее удивил. Не сам факт детских слез
заставил Амали обеспокоиться: младенцы имеют привычку капризничать,
особенно если им скучно или требуется помощь взрослых. Смутило
другое - рядом не должно быть никаких детей, поскольку ближайшее
селение находилось в получасе езды на самой быстрой лошади, а малыш
Дак, известный любитель стенать по поводу и без, еще мирно спал. Да
и вообще, детская располагалась в противоположном крыле замка, в
стороне от хозяйственных застроек, где жизнь начинала кипеть
слишком рано и заканчивалась затемно.
Как ни странно, звук плача
усиливался, приближался и вот из-за угла сторожевой башни показался
ребенок, которому от силы можно было дать год. Он едва перебирал
ножками, а когда к нему, виляя хвостом, приблизилась хозяйская
собака, от испуга и вовсе плюхнулся на землю и заплакал еще
сильнее, растирая кулачками по щекам грязь.
Удивленная кухарка, отогнав пса,
склонилась над младенцем. На Амали смотрели глаза
пронзительно-голубого цвета, а слипшиеся от слез ресницы казались
неправдоподобно длинными. Размазанная по щекам пыль не мешала
разглядеть, что личико у найденыша было необыкновенно хорошеньким.
Когда кухарка подняла дитя на руки, рубашечка из тонкого батиста
задралась, и стало понятно, что ко двору приблудилась девочка.
Разглядывая ее, кухарка заметила, что малышка вовсе не заморыш, ее
чистые волосы льняного цвета скручивались тугими локонами вокруг
головки. От девочки пахло грудным молоком, словно ее только что
покормили, и матушка отлучилась от нее на минутку.
- Откуда же ты такая взялась? –
Кухарка в недоумении огляделась, но никого кроме улегшегося в тени
пса не заметила.
Пока Амали размышляла, как ей
поступить с младенцем, во двор въехала, позвякивая бидонами,
двухколесная тележка, которую толкал Пузатый Ганс. Радушно
поприветствовав кухарку, тот остановился у крыльца.
- Жарко нынче, - молочник достал
клетчатый платок и вытер им лоб. - Боюсь, пока доберусь до имения
графа Алекса, молоко скиснет. - И выжидающе уставился на кухарку,
которая, так и не решив, что делать с девочкой, занесла ее на
крыльцо.
- Посиди здесь, милая.
- Это чья такая? – спросил Ганс,
кинув взгляд на чумазого ребенка, пытающегося сползти со
ступеньки.
- Сама не знаю, - пожала плечами
Амали, принимая запотевшие горшочки со сливками и молоком. – Но
точно ненашенская. Ты случайно никого по дороге не встретил?
- Нет, ни одной живой души, - Ганс
озадаченно почесал в голове. – Что за чепуха! Откуда, по-твоему,
мог взяться маленький ребенок? Не с неба же упал?
- Чего стоим? Ждем, когда господа
проснутся, чтобы потом нам точно угорелым бегать? - на пороге
появилось еще одно действующее лицо. Высокий накрахмаленный чепец,
румяное полное лицо и дородная фигура однозначно указывали на
почетный статус поварихи. Женщина шутливо стегнула Амали полотенцем
поперек спины.
- А, разлюбезная Берта! – молочник
поклонился, растопырив руки в разные стороны. – Как здоровье вашего
кухонного величества?
- Вашими молитвами, достопочтимый
Ганс! Надеюсь в этот раз сливки гуще? Леди Алель в прошлый раз была
недовольна.