Меня разбудило громкое пение птиц и
шелест листвы. Мне показалось сразу это все странным, чужеродным,
но сначала я не могла понять почему. Что не так? Медленно в мою с
трудом шевелящую мозгами черепушку стали приходить умные мысли на
тему того, что шелестеть листве и петь птицам в середине января в
Москве как-то неуместно. И запахи, запахи летнего леса.
Я в командировке? Не помню. Что
вообще случилось? Но ведь что-то явно случилось, что-то во время
последнего задания пошло не так. Но что? Нет, все же не помню. А от
напряжения того, что вместо мозгов, начала болеть голова.
Как я ни прислушивалась, так и не
услышала ничего подозрительного. Так что решила открыть глаза и
осмотреться. Открыла. Надо мной высились кроны огромных деревьев,
практически закрывающих яркое, голубое и явно не зимнее небо. Да и
зеленый цвет повсюду намекал, что далеко не зима.
Пошевелилась. Левую сторону, где-то
в районе плеча обожгло болью, но будто какой-то неуверенной. Вроде
бы есть, и даже сильная, а вроде бы не настолько она острая, чтобы
быть опасной. Тогда я аккуратно, по очереди начала шевелить руками
и ногами. С последними все было в порядке, а вот левая рука
слушалась плохо и болела голова.
Провела ладонью по макушке,
посмотрела – кровь, но немного.
– И что, черт возьми,
происходит?
Вокруг, вроде бы, никого, но все же
надо сохранять аккуратность, поэтому сразу вскакивать я не стала, а
медленно села и огляделась.
Ну да, вокруг был самый обычный лес,
судя по температуре градусов в тридцать, сейчас самая середина
лета. А я…
На мне были аккуратные туфельки на
небольшом каблуке, черные гольфы, закрывающие колени, черная юбка в
складку. Сверху был надет так же черный пиджак с какой-то эмблемой
на груди, голубая блузка, на ней жилет. Костюм-тройка в такую жару?
Не помню, чтобы у меня было нечто похожее из одежды.
Да и… Я задумчиво покрутила в руках
локон блондинистых волос, подергала, убеждаясь, что это не парик.
Но, во-первых, у меня каштановые волосы и каре, а во-вторых, это не
мои руки! И ноги тоже не мои! Даже в бытностью мою совсем молодой
девушкой, у меня не было таких ножек-палочек и тонких пальцев
пианистки. Я всю жизнь занималась спортом и обладала, как для
женщины, вполне развитой мускулатурой. Даже в
шестнадцать-семнадцать я занималась карате и баскетболом, была
высокой и жилистой.
Это же тело, оно как будто не
мое!
Я еще раз осмотрела тонкие запястья,
сняла туфлю, покрутила, увидела внутри на подкладке выбитую
надпись, гласящую, что обувь тридцать шестого размера. В свои
двадцать десять я носила тридцать девятый.
“Так, отставить панику!” – подумала
я, понимая, что надо во всем разобраться, но в первую очередь в
том, почему я одна лежу посреди леса с огромной шишкой на голове.
Там еще, видимо, кожу рассекло, но не очень сильно. А рука? Что с
рукой?
Кое-как выпутавшись из пиджака,
который никак не хотел сниматься, я попыталась понять, есть ли
вывих или перелом, но перед этим мой взгляд упал на одежду, и я
даже не удержалась – присвистнула.
На пиджаке, в районе лопатки чуть
ближе к центру, была характерная отметина – круглая дыра от
попадания пули. Это ничем иным быть просто не могло, поскольку
вокруг было немаленькое кровавое пятно. Выходит, а эту девочку, кем
бы она ни была, стреляли, возможно, ударили по голове.
Но ведь я не ранена, верно?
Я подвигала левой рукой, плечом,
повернулась всем телом. Ну да, больновато, но у меня точно нет
огнестрельного ранения. Когда-то очень давно, а если точнее, семь
лет назад, когда я только пришла в отдел, меня на одном из заданий
подстрелили. Ранение было навылет, совершенно неопасное, но это
было очень больно. А тут мне попали в спину, чуть выше и левее
сердца, у меня лопатка должна быть раздроблена или, как минимум,
пробито легкое. Но этого явно нет.