Ленинград. Январь 1948 года
Город спал под ледяным покрывалом, как больной, которому наконец дали забыться. Окна темных квартир закрыты плотными занавесками, над которыми никто не вспоминает, кто их шил – то ли вдова фронтовика, то ли торговка с Сенной. Ленинград не мог дышать свободно, ещё нет. Война закончилась три года назад, но её запах всё ещё витал в воздухе – пахнущий гарью, табаком и недосказанностью.
Ленинград тогда казался живым привидением. В нём всё ещё говорили шёпотом, как в доме, где недавно умер кто-то важный. Люди привыкли к подозрениям, как к холодным батареям – ждали, но не жаловались. Город не забыл, а просто прикинулся забывшим.
По Троицкому мосту прошёл одинокий человек, оставляя после себя следы на сером снегу, покрытом копотью и песком. Он был не стар, но жизнь наложила на лицо складки, словно цензурный штамп на письме с фронта. В кармане пальто – пачка «Беломора» и ордер на обыск. Он шагал уверенно, но медленно, будто каждое движение требовало внутреннего разрешения.
На лацкане – значок следователя МВД. Звали его Иван Рудин.
За последнюю неделю он не спал ни одной ночи полностью. В отделе – новые дела, странные кражи и доносы, которых становилось всё больше: то портрет Дзержинского исчезнет из клуба, то кто-то обнаружит немецкий пистолет в подвале школы. Но дело, которое лежало сейчас у него в кармане, было особенным.
Оно касалось исчезновения картины из Эрмитажа.
«Пейзаж с руинами» – картина, оказавшаяся в коллекции как трофей, якобы присланная из Кёнигсберга в 1945 году. Согласно бумагам, она должна была быть на реставрации, но никто не видел её уже четыре месяца. А теперь исчез – и реставратор. Хранитель.
На углу Рудин столкнулся с патрульным. Тот – молчаливый парень с лицом, которое больше подходило трактористу, чем милиционеру.
– «Холодно, товарищ следователь. Хоть бы шапку надевали…»
– «Тёплая голова – не всегда ясная.» – отрезал Рудин, не останавливаясь.
Происшествие замалчивают. Ивану дали задание – незаметно разобраться.
Он свернул на Миллионную улицу. Сквозь снег и тишину проступал роскошный фасад Эрмитажа, с занавешенными окнами и холодной поступью времени. Внутри дежурил старый охранник по фамилии Хлыстов, ветеран с пустыми глазами. У него был ключ от служебного хода, и он ждал Рудина, присев на деревянный ящик.
– «Говорят, не просто пропала, – пробормотал Хлыстов, передавая ключ. – Говорят, в ней что-то спрятано было. Бумага, может. Или код.»
Рудин не ответил. Он уже был внутри.
Тишина залов давила на уши. Картины смотрели с золочёных рам, как свидетели другого мира. Рудин прошёл в реставрационную мастерскую: здесь пахло клеем, лаком и плесенью. На столе – пусто. На полу – остатки бумаги. Угол – обгорел.
– «Смотрите, – сказал Хлыстов, указав на сожжённую бумагу. – Не похоже на случайность. Кто-то хотел, чтобы она исчезла.»
