Дождь стучал по крыше старого особняка на окраине города, словно пытался смыть грехи, которые скрывали его стены. Кабинет генерала Белозёрова тонул в полумраке – только настольная лампа отбрасывала жёлтый свет на документы, разложенные перед ним.
– Вы уверены, что это единственный экземпляр? – спросил он, не поднимая глаз.
Человек в сером пальто молча кивнул, положив на стол толстую папку с пометкой «Октябрьская. Совершенно секретно».
– Кузнецов успел сделать копии?
– Нет. Но он знал слишком много.
Белозёров вздохнул, достал из ящика пистолет с глушителем и положил его рядом с папкой. Иванов понял намёк без слов.
– Я разберусь.
– Нет, – генерал поднял глаза. – Ты уже привлекаешь внимание. Этим займётся кто-то… незаметный.
За дверью послышался шорох. Оба замерли.
– Крысы, – буркнул человек в пальто, но Белозёров уже шёл к выходу.
***
Прокурор Артём Кузнецов сидел за своим столом, вглядываясь в экран ноутбука. На улице давно стемнело, в коридорах прокуратуры царила тишина. Он только что отправил письмо – единственному человеку, которому ещё доверял.
«Если со мной что-то случится, ищи папку у Воробьёва. Они украли оригинал, но я сохранил главное…»
Он был в кабинете уже около пятнадцати минут, но только сейчас у него появилось ощущение, что он не один. Осмотревшись, Артём заметил, что с занавеской что-то не так. В недоумении он стоял и размышлял: «Что всё это значит?».
Тень скользнула по стене, и прежде чем Кузнецов успел обернуться, на шее сомкнулась петля.
Борьба была короткой.
Когда тело обмякло, убийца аккуратно вынул ремень из брюк покойного и накинул на шею, поправив, чтобы петля выглядела «правильно». Убрав в карман удавку, которую принёс с собой, и осмотрев кабинет, аккуратно перевернул стул.
Перед уходом убийца задержался у портрета Президента на стене. На секунду ему показалось, что глаза на портрете следят за ним.
Он погасил свет и вышел, оставив дверь приоткрытой.
Он приехал под вечер. Дождь шёл тонкой нитью, будто кто-то осторожно стирал улицы, стирая следы того дня. Город был серым даже без дождя – старый областной центр, где каждый дом помнил своё время, а каждый чиновник знал, зачем он здесь.
Машина остановилась у здания прокуратуры. Красный кирпич, обшарпанная лепнина, флаг на углу. Всё как всегда. Только сегодня внутри повесился человек.
Из машины вышел мужчина. Не высокий, не броский. Среднего роста, среднего телосложения. Пиджак – цвета мокрого асфальта. Рубашка – белая, пуговицы застёгнуты до верха, и не очень ровно завязанный галстук. Движения – медленные, почти неторопливые, как будто он не спешил увидеть происшествие, а шёл к нему, как к старому знакомому.
У входа стоял, скучающий дежурный полицейский. Он, мельком взглянув на постового, спросил:
– Он мёртв?
Дежурный кивнул. Мужчина кивнул в ответ.
Это был Маслов. Следователь, который не верил в самоубийства. Только в убийства, которые маскируют под трагедии.
Не спрашивая подробностей, он вошёл внутрь. Лестница скрипела. В коридоре стоял запах старой бумаги и чего-то горького – кофе, оставленного на ночь.
Кабинет был закрыт. За дверью слышались голоса. Маслов постоял немного, потом постучал, голоса смолкли, и дверь открылась.
– Наконец-то, – сказал мужчина в форме. – Мы уже начали думать, что вас вообще не пришлют.
Это был подполковник Смирнов, представитель местного УСБ. Он прибыл по оперативной необходимости – самоубийство сотрудника прокуратуры автоматически становится внутренним делом, особенно если покойный работал с резонансными экономическими преступлениями.
Маслов не ответил, вошёл и посмотрел на тело.
Прокурор Артём Кузнецов висел на ремне. Голова склонилась набок, глаза были полуоткрыты, руки свисали, словно это были просто плети. Стул стоял в стороне – перевёрнутый, но аккуратно, почти символично.
