Тени Мертвецов: Рассвет Надежды

Меня зовут Артём Семёнов. И я помню как всё началось. Это началось в 2023-м. Не с войн. Не с небес. А с болезни. Сначала просто новости о вспышке неизвестного вируса в Петербурге. Я сидел в москве. В окне отражение экрана. И мама, которая пекла блины в последний раз. Через три дня сообщили: больные умирают. Быстро. Без шансов. А потом хуже – они возвращались. Не как люди. Как твари. Голодные. Злые. В глазах ничего. Только голод. И они кусали – не чтобы убить а чтобы сожрать. До костей. Те кого кусали – падали. И потом вставали став такими же как они. Животные тоже. Собаки. Кошки. И даже Птицы. Петербург ̶̶̶̶̶̶̶̶̶ мой дом ̶. Стал эпицентром. Я пытался вернуться. На машине. На поезде. Даже пешком ̶̶̶̶̶̶̶̶̶ почти дошёл. Но на въезде военные. Город закрыт. Ни входа. Ни выхода. Я стоял. Смотрел на табличку «Добро пожаловать в Санкт-Петербург» И знал. Я больше не войду. Через месяц город сгорел. Не огнём. Бомбами. Я смотрел, как по телевизору показывают обломки. Небоскрёбы – как карточные домики. Дым до самых облаков. А потом – я смеялся. Горько. Потому что понял. Никого это не спасло. Вирус уже был везде. Через два месяца – вся страна. Через пол года – весь мир. К 2025-му не осталось стран. Остались только зоны. Где военные стреляли. Где танки переворачивали как игрушечные. Где заражённые стали сильнее. Быстрее. Умнее. Они менялись. А мы – нет. И мир погрузился во тьму. Но я выжил. Потому что не сдался. Потому что помню. И потому что знаю: это ещё не конец.

Пять лет минула с тех пор, как мир перестал быть тем, чем он был. С 2023 года, с той вспышки в Петербурге, с тех первых заражённых, с тех первых бомб – всё пошло под откос. К 2028-му не осталось стран. Остались только зоны, банды, заражённые, и те, кто ещё держался.

14 июня. Сибирский федеральный округ. Вечер.

Микроавтобус, весь в царапинах и грязи, медленно полз по разбитой дороге. В нём шесть человек. Катя с двумя детьми – Женя, десять лет, и Пашей, двенадцать лет.

Саша – девятнадцать, ещё совсем молодой парень, но смотрит старше своих лет.

Таня – двадцать девять, худая, с уставшими глазами, но держится.

Кирилл – сорок восемь, седина, шрам на брови,

руки – как у того, кто стрелял не раз. Теперь – их лидер.

И Артём – двадцать шесть, из тех, кто помнит как было до.

Они ехали уже третий день. Еды – почти не было.

Воды – на глоток. Бензина – на дне.

– Надо найти место для ночлега – сказал Кирилл глядя на дорогу. – Скоро стемнеет —

Он бросил взгляд на датчик топлива.

– Бензина – на пол часа, – сказал Кирилл.

Артём глянул на датчик. Стрелка – в красной зоне. Но не на нуле. Ещё можно. Если не гнать. Если не бояться. Они ехали. Минуты тянулись дети дремали, прижавшись друг к другу. Таня смотрела в окно. Через двадцать восемь минут мотор чихнул и заглох.

– Ещё не много, – прошептал Кирилл, и машина словно всё понимая завёлся. Через пять минут – впереди: крыши. Маленькое поселение. Тихое. Ни дыма. Ни света. Машина остановилась. И больше не завелась.

– Ждите здесь, – сказал Кирилл. – Мы с Артёмом проверим.

Из под сиденья он достал АК и передёрнул затвор. Артём достал пистолет макарова и вынул магазин. Шесть патронов. Мало – но лучше, чем ничего.

Они вышли из машины. Ветер гнал пыль по дороге. Тишина.

– Ты – проверь дома справа, я – слева – сказал Кирилл, – Стреляй только в крайнем случи. Артём кивнул. Он подошёл к первому дому. Деревянная дверь – покосившаяся в трещинах. Он остановился и прижал ухо к двери. Тишина. Не та тишина, что в пустой комнате. А – тяжёлая. Как будто дом держит дыхание. Он потянул дверь и она со скрипом открылась. Один шаг – и он внутри. Сначала – нос. Он втянул воздух. Запахи: пыль, плесень, древесина, мокрый картон. Но – не трупов. Нет гнили.