Было уже поздно. На улице
давным-давно стемнело, и сквозь покрытые ледяным узором окна
деревенских домов, проглядывал тусклый свет, тянувшийся от свечей.
Как обычно в ночь крепчал мороз, а белый пушистый снег опускался на
землю, укрывая собой следы редких путников.
В одном из домов, что примостился на
краю деревушки Пýстошка, звенела тихая и красивая песня. Молодой
девичий голос лился, словно патока - мягко и протяжно, пока девица
пряла свою пряжу, сидя на лавке у стены в жарко истопленной
комнате. Золотистая коса свисала ей за спину, алые губы едва
приоткрывались, выпуская наружу слова песни, а пальцы действовали
ловко и умело, привычным жестом закручивая шерсть.
Надрывный собачий лай, внезапно
донёсшийся с улицы, заставил девицу на время прервать своё занятие.
Песня смолкла, а золотоволосая красавица прислушалась.
"Кого это там принесло на ночь
глядя? Да ещё и в бесовскую неделю1? -
насторожилась она, поднялась с лавки и подошла к окну, выглядывая
наружу. Но лишь темнота ей мрачно улыбалась сквозь заледенелые
стёкла. - Может, кошки бегают? Будь они неладны!"
Тем временем собаки, и своя и
соседские, заливались лаем, и девица уже решила, что сейчас они
сорвутся с цепи, и понесутся по двору.
"Надо бы глянуть, что там", -
подумалось ей, и, накинув на плечи свою овчинную шубку, девица
вышла сначала в сени, где обула валенки, а затем, отворив дверь,
ступила на ледяное крыльцо. После жарко натопленного дома мороз,
царивший на улице, показался особенно лютым, и она зябко повела
плечами под тёплыми одеждами.
Собачий лай звенел в ушах, разносясь
по всему двору в промёрзшем воздухе.
-Буян! - прикрикнула девица на
тёмно-бурого лохматого пса, что рвался вперёд, словно видел кого в
темноте; длинная добротная цепь гремела от каждого его движения. -
А ну, замолчи, окаянный!
Она стояла на крыльце, вглядываясь в
морозную темноту, но, казалось, кроме неё и Буяна здесь никого нет.
Собака носилась по двору взад-вперёд, насколько позволяла длина
цепи, и её злобный отчаянный лай постепенно стихал, пока не перерос
в скулёж.
-Да что это на тебя нашло,
остолбень2? Здесь же нет никого! - бросив на Буяна
сердитый взгляд, шикнула девица.
Её щёки стало покалывать от мороза,
который нахально пробирался под распахнутую шубку, и, сильнее
запахнув полы, девица толкнула входную дверь, с намерением
вернуться в дом. Дверь широко отворилась, маня хозяйку вовнутрь.
Она уже переступила порог, когда услышала, как от чьих-то шагов
тихонько поскрипывает колючий снег.
Обернувшись, девица едва не
вскрикнула от испуга, но лишь прижала окоченевшую ладонь к груди,
словно хотела успокоить колотящееся сердце.
-Бабка Марфа! - выдохнула она, и в
морозный воздух взметнулся белёсый пар. - Ох, и напугала же ты
меня!
-Да что ты, Лушенька, - от калитки
раздался чуть сипловатый бабий голос. - Я не со зла! Ты уж прости
дуру старую!
-А ты чего бродишь в потёмках?
Случилось что? - нахмурилась Луша.
"И как это не боязно ей бродить
одной по деревне? Совсем из ума выжила! - подумала она и принялась
тереть руку об руку, пытаясь согреть окоченевшие пальцы. - И Буян
отчего-то всполошился."
-Ничего не случилось, - снова
просипела бабка Марфа, сделав шаг в сторону крыльца. Буян оскалился
и зарычал, звякнув массивной цепью, а бабка прищурилась, блеснув в
темноте своими выцветшими глазами. - За тобой я пришла,
Лушенька.
-За мной? - удивилась Луша.
-За тобой, - кивнула старуха, не
спуская зоркого взгляда с бурой собаки. - Дед вздумал коня
подковать, так что Никитка твой у нас нынче, а меня за тобой и
прислал. Иди, говорит, бабка Марфа, веди мою Лушеньку ко мне!
Негоже ей одной, говорит, сидеть!
Стоило бабке заговорить про мужа её
Никиту, деревенского кузнеца, щёки Луши раскраснелись ещё сильнее,
но уже не от мороза, и всякие здравые мысли покинули девичью
голову.
