Соседи вершили самосуд над беззащитной старухой на глазах ее маленькой воспитанницы.
Мужики бросали горящие поленья через забор в уже объятую пламенем избу. Бабы голосили, подбадривали мужей, но трусливо держались поодаль. Все, кроме одной: Нинка тыкала острым концом заточенной палки между штакетинами, стараясь попасть в девочку, рыдающую за щербатым забором.
Спасать ее не спешили, более того – надеялись удержать вблизи огня как можно дольше, а там, глядишь, и сгорит, как старуха, не придется самим руки марать.
Столб огня вырвался из крыши, облизал черные балки. Вспыхнула кровля, затрещали стекла.
– Чтоб тебя твоя же нечисть сожрала! – выкрикнул кто-то, злорадствуя.
– За окнами смотрите, за окнами! Вылезет же старая!
– Нинка! – позвала скотница Зинка, когда Нина сделала шаг еще ближе к забору. – Не подходи к ней!
Это она про маленькую Тоню. Девчонка прижимала к груди толстую черную тетрадь, заливалась слезами, но с места не сходила. Так я и застала ее – цепляющуюся за куст жимолости, трясущуюся от страха.
Я прорвалась через толпу, отпихнула с дороги старшего пацаненка Нины, влетела в распахнутую калитку и ринулась к девочке. Нинка заверещала и принялась тыкать своим деревянным оружием с утроенной силой. Я опередила ее всего на мгновение – схватила Тоню и дернула на себя, и тут же острый конец палки вонзился в куст жимолости.
Как случилось так, что спокойным летним утром началась расправа с моей соседкой, я еще не осознавала.
Вот только что я ставила на плиту молоко для каши, попутно чистила картошку и планировала после завтрака отправиться на мельницу. Закончилась мука, а муж просил пирогов.
Солнце встало из-за горизонта, и день обещал быть обычным…
А вот я уже слышу гул голосов, чую запах дыма, до моих ушей доносится душераздирающий плач Матрениной воспитанницы, а сама Матрена, запертая в доме, высунулась в форточку и умоляет Тоню бежать.
Тоня не побежала: испугалась.
– Идем-ка отсюда. – Я вытерла слезящиеся от дыма глаза, поудобнее взяла ребенка.
– Куда намылилась? – рявкнула Нинка, угрожая палкой теперь мне. – Отпусти девчонку, иначе и тебе достанется!
За спиной с треском обвалился навес над крыльцом. Тоня взвизгнула, обхватила мою шею ручками. Кожу опалило жаром от громадного костра, в который превратилась изба Матрены.
Мужики разобрались с главной «проблемой» деревни и ушли, оставив своих жен решать судьбу второй «проблемы» – пятилетней Тони.
– Ты с ней разговаривать удумала? – кричал Нинке кто-то из толпы. – Забери у нее выродка!
Я в панике еще крепче прижала к себе девочку, раздумывая, в какую сторону рвануть. До дома доберусь быстро, ну а там мне не посмеют навредить: Степан полоумных бабищ на порог не пустит.
Отнимать ребенка силой Нинка и не думала: боялась. Вращала безумными глазами, наступала, держа перед собой палку, но драку за дитя затевать не рискнула. Боялась не меня – Тоню. Со мной-то она бы в два счета расправилась.
Пора было решаться хоть на что-то. Терпеть жар становилось невозможно, я уже почти ничего не видела перед собой из-за густого черного дыма…
Я кинулась в левую сторону – там ни души, и пусть трава по колено, зато выгадаю немного времени. Тоня в любое другое время оттягивала бы мне руки и я бы путалась в подоле платья, но страх за ребенка придавал мне сил.
Слышался гвалт, топот – бегут, за нами бегут! Мне осталось завернуть за огород, перескочить овраг, и окажусь в своем дворе. Только бы Степка никуда не ушел за это время, он мне нужен сейчас как никогда!
Запыхавшись, я ввалилась в дом, опустила Тоню на пол и дернула засов в паз. Тут же на дверь обрушился град ударов.
– Отдай дите по-хорошему! – Нинкин голос. Она проворнее остальных, догнала меня быстрее всех. – Аглая, выпроводи девчонку, и тебя никто не тронет!
