Папа продал меня по цене напольной вазы. Он подписал договор размашистым почерком, свободной рукой бережно обнимая вещь, которая оказалась для него важнее родной дочери.
Как громом пораженная, я не могла сдвинуться с места, возмутиться, закричать, в конце концов! Я пряталась за дверью кабинета и посматривала в щелку, когда тощий мужчина неприятной наружности описывал имущество вплоть до резной шкатулки под перья на рабочем столе моего отца. Он пришел пару часов назад, когда мы закончили ужинать, говорил что-то о долгах игорному дому и о векселях, да только я ничего не поняла из его слов.
– Может, все-таки ее отдадите? – спросил кредитор, кивнув на пузатый сосуд.
Отец поднял глаза на мужчину, сцепил зубы и отрицательно мотнул головой.
– Что же, ваше право. Вам оставалось доплатить всего двести монет серебром, а она как раз примерно столько и стоит.
Кредитор пытался вразумить отца или мне это кажется? Судя по его довольной улыбке – не кажется. Девушка моего возраста – куда более выгодное приобретение, чем хрупкий предмет интерьера.
Отец молчал. Мужчина в черной форме с нашивкой известной банковской организации на плече окинул взглядом кабинет, словно отмечая про себя, не забыл ли чего записать, и удовлетворенно хмыкнул.
– Мы в расчете? – спросил отец. В глазах ни капли жалости ко мне, только надежда на положительный ответ.
– В расчете, – кивнул кредитор. – Дочка ваша… Как, говорите, зовут ее?
– Атали. Атали Иллс.
– Где мне ее найти?
Я отпрянула от двери. Сердце стучало где-то в горле, затылок леденел от страха. Происходящее слишком походило на дурной сон. Разве в реальности бывает такое, чтобы родители отдали своего ребенка, спасая… вазу? Вазу, черт побери! Да она ведь даже не красивая!
Дверь со скрипом отворилась. Первым из кабинета вышел отец, следом за ним кредитор. Папа замер, увидев меня, и спрятал глаза в пол.
– Атали Иллс, я так понимаю? – Незнакомый мужчина обнажил белоснежные зубы и протянул мне руку. – Я Фрэнк Лот.
На глаза навернулись слезы. Отец ни словом не обмолвился, что наша семья кому-то должна, а за что – не знали ни я, ни мама. Кстати, где она?
– Мам! – Я закричала во всю мощь легких. Дом небольшой, и она услышит. Придет и объяснит, скажет, что розыгрыш перестал быть забавным, и прогонит идиотского актеришку. – Мама!
Мистер Лот поморщился.
– Мисс Иллс, соберите свои вещи. Не все, конечно, только то, что для вас важно. В работном доме вас обеспечат всем необходимым, можете не переживать.
– Да какой еще работный дом! – Растерянность сменилась злостью. – Хватит нести чушь. Пап, скажи ему!
Отец пробормотал что-то неразборчиво. Провел пятерней по волосам, одернул камзол и… ушел в кабинет. Я непонимающе уставилась на захлопнувшуюся дверь.
В гостиной зашуршали кринолиновые юбки, громыхнул колесиками чемодан.
– Атали, иди сюда, – позвала мама.
Я бросилась к ней, последний раз кинув на мистера Лота гневный взгляд. Мама стояла у выхода, нервно теребя в руках шелковые перчатки, у ее ног – объемный чемодан, забитый под завязку. Служанка Лия, одетая как для выхода за покупками, придерживала дверь. Порывы ветра швыряли с улицы капли дождя, на полу за ту минуту, пока мама ждала меня, образовалась лужа.
– Правильно, уйдем отсюда! – Я всхлипнула, сдернула с вешалки пальто и спешно принялась одеваться. – Не знаю, что происходит, но мне не нравится. Лучше прогуляемся, да?
В ответ громыхнул гром, и яркая вспышка молнии озарила сад. Лия поежилась, а мама натянула перчатки и наконец подняла на меня взгляд.
– Тебе придется поехать с мистером Лотом. – Она говорила дрожащим голосом, едва сдерживая слезы. – Как только смогу, я обязательно заберу тебя оттуда. Мы с Лией уезжаем в Ильнюс, поживем пока в ее старом доме, а как только раздобудем денег, то выкупим тебя сразу же.
