Хотите верьте, хотите нет, ребята, но эту сказку мне помогла написать одна знакомая Сорока-белобока. Не могу сказать – во сне это было или наяву, но как-то утром она постучала в мое окно своими остреньким, черным клювом, быстро-быстро протараторила суматошно-бестолковое: тррр-тррррррр… трр-трр-трррррррр… – и улетела, вертя хвостом, словно пропеллером. Выйдя на балкон, я обнаружил там аккуратно перевязанный сухой былинкой сверток, в котором находились несколько берестяных листочков, исписанных мелким почерком.
Буковки были такие маленькие и неразборчивые, что мне пришлось немало потрудиться с увеличительным стеклом в руках, прежде чем я смог привыкнуть к причудливой орфографии этой странной рукописи. К тому же оказалось, что текст, которого было довольно много, вносился кем-то крайне небрежно и напоминал иногда забавную игру «Ералаш» – так много было в нем грамматических ошибок и бессвязных оборотов речи, хотя, одновременно с этим, несколько фраз были написаны по-французски. Некоторые строчки набегали одна на другую, а часть из них была густо замазана черничным соком или заклеена кедровой смолой и сухими буковыми листочками. Вдобавок к этой жуткой безалаберности, буквально с каждой страницы на меня таращились своими уродливыми глазками какие-то немыслимые, фантастические чудовища, составленные из большого количества букв, восклицательных знаков, междометий, разрозненных, неизвестных мне, слов.
После долгой и мучительной расшифровки этих странных орфографических ребусов оказалось, что, на самом деле, это всего лишь тщательно спрятанные таинственным автором безобидные детские стишки (судить об уровне которых я не берусь и оставляю в том виде, в каком они ко мне попали). Но самое удивительное меня ждало в конце: рукопись была не окончена и обрывалась на полуслове какой-то непонятной извилистой линией, о происхождении которой можно было только догадываться.
Все это повергло меня в состояние глубоких раздумий по поводу происшедшего, но, поскольку Сорока-белобока с тех пор больше не появлялась, я не имел абсолютно никакой возможности установить: кто автор этого странного сочинения? Каким образом оно попало к Сороке-белобоке? И почему Сорока-белобока, передав сверток мне, улетела, так ничего и не объяснив?
Тем не менее, упорно продвигаясь, словно Алладин, по таинственным лабиринтам коварной рукописи, я стал за всеми ее нелепостями и ошибками постепенно различать очертания удивительной лесной истории, которая захватила меня по-настоящему и заставила работать над необычным посланием, не покладая рук. В конце концов, кое-что переделав, исправив и досочинив, я заново переписал текст, изложив его в виде увлекательной сказки, в которой ясно просматривался определенный сюжет, была интрига и, как мне казалось, полное ощущение реальности происходящего. Чтобы сделать сказку более живой, я решил озвучить все песенные тексты, то есть, написал к ним мелодии, и нарисовал много забавных рисунков. (Надеюсь, ребята – они помогут вам весело прошагать вместе с героями по страницам этой занимательной книжки.)
Закончив, наконец, работу над сказкой, я отнес ее в редакцию, снабдив небольшим вступлением, где честно признавался в использовании сюжета, взятого из случайно попавших ко мне набросков неизвестного автора. Однако, буквально в тот же день, вечером, ко мне вновь явилась Сорока-белобока (не припомню только – во сне или наяву) и, с присущей ей непосредственностью, выболтала историю появления на свет загадочной рукописи. Увидев мое крайнее удивление, она взяла берестяные листочки, не спеша развернула их и, хитро посматривая на меня своими черными глазками, тихонько указала ухоженным коготком на еле заметный знак в верхнем уголке второго листочка (я принял его раньше за помарку), по контуру напоминавший старинный родовой герб.
