Тьма окутала лес плотным бархатным покрывалом. Казалось, сама ночь решила спрятать от любопытных глаз то, что происходило в глубине чащи. Лишь редкие лучи луны пробивались сквозь кроны, словно чьи-то серебристые когти, цепляясь за ветви.
Иван, внук Бабы Яги, летел на своей старой, потёртой метле, чувствуя, как холодный ветер хлещет по лицу. Сердце стучало всё быстрее – не от страха, а от предчувствия. С каждым мгновением он был всё ближе к дому своей бабушки.
– Надеюсь, она в хорошем настроении… – пробормотал он себе под нос, крепче сжимая древко метлы. – А то после последнего моего визита она грозилась превратить меня в жабу.
Лес вокруг был полон звуков: треск веток под лапами невидимых зверей, хриплое карканье ворон, шелест листвы, будто кто-то следил за ним.
Вдруг среди этой мрачной тишины показалась она – избушка на курьих ножках. Огромные, чёрные как уголь, лапы подпрыгивали, переминаясь с ноги на ногу. Крыша, покрытая мхом, выглядела так, будто дом дремал, ожидая чего-то важного. Из трубы тонкой змейкой тянулся сизый дым, разнося аромат сушёных трав и чего-то едва уловимо металлического.
Иван спрыгнул с метлы, когда оказался на поляне. Земля под ногами была мягкой и чуть влажной, словно напитанной древней магией.
– Стоять! – раздался вдруг резкий скрипучий голос, и Иван застыл на месте. Избушка повернула «голову» – наличник с вырезанными узорами напоминал лицо, и теперь оно смотрело прямо на него.
– Это я, бабушка! – поспешно ответил Иван, поднимая руки, будто сдавался. – Не ешь меня!
Курьи ножки перестали топтаться, и дом склонился чуть ниже, будто приглядывался.
– Вну-у-учек? – голос был то ли изнутри дома, то ли из самой ночи. – Чего припёрся среди ночи? Решил, что старухе делать нечего, как гостей встречать?
Дверь скрипнула и медленно отворилась. Оттуда дохнуло смесью запахов: сушёных трав, палёного дерева и чего-то такого, от чего по спине пробежал холодок.
Иван сглотнул и сделал шаг вперёд.
– У меня… э-э… просьба. Очень важная.
– Просьба? – раздалось ехидное хихиканье. – Это мы любим. За просьбы – плата нужна!
В полумраке избы показалась фигура. Сначала – силуэт, затем костлявая рука, ухватившаяся за дверной косяк. Баба Яга вышла на свет луны. Глаза, светящиеся янтарным огнём, впились в Ивана, как два ножа.
– Ну, заходи, внучек, – прошипела она, обнажив редкие острые зубы. – Только смотри… если врёшь или шутишь – в печь пойдёшь.
Иван тяжело вздохнул.
– Ну что ж… – подумал он, переступая порог. – Обратного пути всё равно нет.
И за его спиной тихо скрипнула дверь, словно лес сам захлопнул ему выход.
– А где Тенебор? – хрипловато спросила Яга у своего внука Ивана, поправляя на плечах старую тёплую шаль. Её глаза, глубоко посаженные под седыми бровями, заблестели любопытством.
Иван усмехнулся, но в глазах мелькнула лёгкая тоска. Он провёл ладонью по волосам и ответил:
– Сказал, ему надо родных навестить по дороге… – парень замялся, будто сам не был до конца уверен, кого именно Тенебор считал своими «родными». – А потом он обещал прилететь. – Ваня обернулся к окну, где в ветвях скрипели от ветра сухие сосны. – Скучно без него.
Он прикусил губу и, будто желая отогнать грусть, добавил с теплом в голосе:
– А где Клык? Так охота погладить его шерсть, такую густую, чёрную, словно ночное небо без луны…
При воспоминании о верном звере в глазах Ивана вспыхнула живая искра.
– Клык? – Яга улыбнулась уголком рта и встала, облокотившись на свой сучковатый посох. – Он сейчас с дедом Петей на охоте. Ты же знаешь, волку сидеть без дела – всё равно что тебе без своего ворона.
Баба Яга крякнула и уселась обратно на лавку. Её пальцы нетерпеливо постукивали по кружке с остывающим травяным отваром.
