Ветер с Северного моря нёсся по узким улочкам Блэк-Коув, врываясь в щели покосившихся рыбацких коттеджей, стучал ставнями и выл в трубах, как потерявшая щенка сука. Воздух был густ от запаха соли, йода и гниющей на берегу водоросли. Октябрь в этом уголке восточной Англии всегда был суров, но в этом году холод пробирал до костей раньше обычного. Или это лишь казалось? Ведь ночь равноденствия была уже близко.
Старый Томас Барроу сидел у потрескивающего камина в таверне «Пьяный моряк», кутаясь в грубый шерстяной плед. Его натруженные руки, испещренные шрамами от снастей, сжимали глиняную кружку с элем, но пил он редко. Взгляд его, мутный от возраста и чего-то большего, был устремлен не на пламя, а в темное окно, за которым бушевало море.
«Опять скоро, Томас?» – хрипло спросил Бен Картер, владелец таверны, вытирая стойку тряпкой, которая сама пахла рыбой и пивом.
Томас лишь кивнул, не отрывая взгляда от ночи. Его молчание было красноречивее любых слов. В «Пьяном моряке» в этот час было непривычно тихо. Обычно к вечеру таверна гудела от голосов рыбаков, делившихся байками за кружкой эля после удачного улова. Но сейчас за столиками сидели лишь несколько человек, и разговоры велись шепотом, прерываемые долгими, тягостными паузами. Взгляды людей то и дело скользили к окнам, к темной полосе моря, едва видной между крышами домов.
«Три дня осталось,» – пробормотал молодой парень у дальнего стола, Джейкоб Рид. Его пальцы нервно барабанили по дереву. «Три дня до…»
«Достань, Джейкоб!» – резко оборвала его миссис Дэвис, вдова, чей муж пропал без вести пять лет назад именно в ту ночь. Ее лицо, прежде доброе и полное жизни, теперь было изборождено морщинами горя и страха. «Не надо говорить. Не надо думать. Просто… переживем. Как всегда».
«Как всегда?» – взорвался Джейкоб. «Каждый год кого-то недосчитываемся! Старика Хиггинса нашли без глаз на причале! Молли Синклер – утопленницей, хотя плавала как рыба! Твоего Билла, миссис Дэвис! И что? Власти? Полиция из Норвича?» Он горько рассмеялся, звук был неприятным, как скрип ржавых петель. «Они разводят руками! Говорят – несчастные случаи, совпадения! А эта проклятая лодка? Они ее не видят? Или не хотят видеть?»
«Они видят,» – глухо проговорил Томас, наконец оторвав взгляд от окна. Все в таверне замерли, повернувшись к нему. Старик был хранителем немногих устных преданий Блэк-Коув. «Видели и двадцать лет назад, когда молодой сержант Талбот, самоуверенный щенок, решил ее обыскать. В ту ночь она стояла у причала, как всегда. Чёрная. Тихая. Без фонарей. Он с двумя констеблями подошел…» Томас замолчал, его глаза расширились от давнего ужаса. «Они не смогли ступить на сходни. Будто невидимая стена. А потом… потом Талботу показалось, что в иллюминаторе что-то мелькнуло. Что-то… не глаза. Никто не понял, что он увидел. Он просто закричал. Кричал, пока кровь не пошла у него из горла. Умер на месте. А констебли потом месяц заикались и крестились при слове "лодка". Больше полиция не лезла».
В таверне повисла гробовая тишина. Слышен был только вой ветра и треск поленьев в камине. Страх, знакомый и липкий, как смола, заполнил помещение. Каждый знал эту историю. Каждый знал, что лодка приходит. Что после нее кто-то умирает. Жестоко, необъяснимо. И бежать было нельзя. Или… можно, но тогда прощай благополучие.
«А рыба?» – тихо спросил Бен Картер, нарушая молчание. Он смотрел на свои руки. «Помните год, когда старуха Эгню умерла до ночи? От старости. И лодка пришла, но никто не умер после?»
Все помнили. Это был страшный год. Рыба ушла. Сети приходили пустыми день за днем, неделя за неделей. Голод. Отчаяние. Болезни. Люди едва выжили. Проклятие Блэк-Коув было двойным: плати кровавую дань или плати голодом. И это держало людей здесь, в ловушке между ужасом и нуждой.
