Охотник снял ладонь с рукояти
кинжала, лишь когда за гостем закрылась дверь. Засов вернулся на
место, охотник опустился на скамью и сжал руками виски. Сердце
бешено колотилось. Эти простофили, убеждённые в том, что вершат
благое дело, слишком пугливы и всегда готовы преувеличить. Пара
обещаний и якобы секретов, таинственный шёпот в заросшее ухо
где-нибудь в глухом переулке – и простофиля весь твой, с потрохами,
уверенный в своей безопасности. Вот только зря – сколько ни
подслушивай, сколько ни приукрашивай свои доносы, защищён не
будешь… И всё же они несут вести. Такие, как сейчас.
Пропадают люди, умирают младенцы,
животные превращаются в чудовищ, ведьмы кружат в ночном небе, и
бесы скачут средь улиц – сколько таких историй он слышал? И в
скольких из них была истина?.. Но ушедшие под землю дома – кто мог
бы выдумать такое? И зачем?.. Ловушка?
Он неслышно вздохнул. Невежды,
погрязшие в заблуждениях и мраке, не оставляют попыток уничтожить
всякого, кто отличается от них. Их безрассудная глупость не делает
разницы между колдуном и охотником на колдунов, как только охотник
переходит им дорогу. Как бы он ни был силён, какой бы благоговейный
ужас ни внушал этим скудным на ум простецам – когда речь заходит об
их собственной шкуре, куда только девается страх!
Они приходят, они приносят с собой
огонь, они вооружаются вилами и кольями, они нападают из-за угла
поодиночке и набрасываются всей толпой – как тогда, у храма. Они
ждут окончания службы, эти безбожники, и бьют его, и швыряют в него
камнями, и гонят его, как собаку, прочь. Его, охотника на колдунов,
«комиссара ведьм», чья слава, несмотря на попытки оставаться в
тени, далеко обогнала его, разлетевшись по всему графству
Вюртемберг…
Охотник стиснул зубы, глядя, как
вспыхивает и гаснет крохотный огонёк в плошке с маслом. Тяжёлый
медный перстень-печатка на пальце правой руки казался золотым в
отблесках света. По закопчённым стенам двигались причудливые тени,
плотно запертые ставни на окне не пропускали ни дуновения свежей
летней ночи. Как всегда в такие моменты, заныл рубец на рёбрах –
там, куда пришёлся удар мотыги, и свело бровь, рассечённую
брошенным камнем.
В лачуге крепко, пряно пахло сухими
травами – перевязанные веревочками пучки висели по углам. На грубо
сколоченном столе не было ничего, кроме плошки и помутневшего от
времени кубка. В округлом металлическом боку блестело отражение –
тёмное от загара лицо со слегка асимметричным упрямым подбородком.
Чёрные волосы длинными змеями прилипли к вискам. Внимательные
голубые глаза смотрели куда-то вглубь кубка, словно пытаясь
разглядеть нечто тайное.
Безумная выдумка – исчезнувшие дома.
Глупцы готовы видеть чёрта в папе римском, ежели тот повернётся
спиной.
Верная Ромке ждёт на конюшне. Здесь
больше не держит ничто – этот прогнивший город вдосталь напитал
охотника своими соками. День пути, и конец сомнениям. И конец
ожиданию длиной в год…
Рука сама скользнула к оберегу на
груди. Крохотный резной кусочек дерева, казалось, ещё хранил тепло
двух тел.
Богиня-мать, сама ведёшь меня
обратно… Надеюсь, я не опоздал.
Есть что-то в той деревне или нет –
он сам разберётся с «невидимой колдуньей». Ни к чему церковным
нюхачам знать о случившемся. На их долю хватит настоящих
ведьм.
***
На месте пропавших домов
действительно ничего не нашлось, кроме удивительно ровного круга
ямы. Сопровождаемый местным священником, отцом Ульрихом, охотник
осмотрел пустырь – тот словно всегда был здесь. Будто и не стояли
на этом участке четыре дома, будто и не жили тут люди.
Селение казалось вымершим. Ближайшие
к пустырю дома молчаливо глядели слепыми оконцами. Где-то протяжно
и тоскливо блеяла овца.
