Пахло старой сырой тряпкой. Что было очень странно, ведь Настася
как раз на днях выкинула их все из моего ведра под ванной и
заставила открыть упаковки с новыми.
В темноте понять, откуда идет этот запах было сложно, и я
потянулась к тумбочке возле кровати, чтобы включить свет.
Под руку что-то попалось, кажется, чашка? Я опрокинула ее и
услышала, как вода закапала на пол.
Очень странно, потому что я не имела за собой привычки таскать
воду в комнату. Попить можно и на кухне.
А вот лампу я так и не нащупала.
Пришлось подниматься с постели и вот… что еще показалось мне
интересным… Никаких усилий для этого прикладывать не пришлось. А
ведь в свои шестьдесят пять я не могла похвастаться крепкой спиной.
Слишком много таскала тяжестей в свое время. Мешки с мукой на
женской спине бесследно не проходят.
– Да что такое? – Я опустила ноги на пол, но вместо теплого
прикроватного коврика под ступнями оказались шероховатые доски.
Я даже дернула ноги, прижав их груди. И о чудо! Снова вышло так
легко, словно… Словно в молодости!
Задумалась.
Помню, что читала после ужина книгу… Внучка как раз заезжала,
рассказала, что в моей пекарне все отлично. Плакала почему-то.
Мысли как-то путаются. Кажется, плакала она уже не у меня дома.
В больнице?
Издалека послышались какие-то голоса. Я заозиралась, но было так
темно, что я и руки своей, почти к лицу прислоненной, не
видала.
– Нина Николаевна, вы меня слышите? – мужской незнакомый баритон
прорезался сквозь пространство. Словно радиоволну поймало.
– Кто здесь? – я закрутила головой снова.
– Нина Николаевна, вам дана вторая попытка.
– Что?
– Вторая попытка. Вы говорили, что любви хотите.
Да что за чертовщина? Кто со мной разговаривает? О чем он
вообще?
– Она дезориентирована, надо было сначала… – на этот раз голос
женский, такой мягонький, певучий.
– Разберется. Заканчивайте! Нина, не профукайте вторую попытку,
уж будьте добры.
По глазам вдруг ударил яркий свет. Словно мне в лицо включили
прожектор.
а едва проморгавшись, я наконец, увидела, где оказалась – бедная
комната, вся деревянная. И сидела я на старой кровати, укрытая не
то старым шерстяным одеялом, не то мешком из-под картошки. Поди
разбери.
Да только самым удивительным было не это…
Я вытянула перед собой руку с абсолютно гладкой молодой
кожей…
Покрутив руку перед собой, я на всякий случай сжала и разжала
пальцы. Те послушались. Тогда я ощупала свое лицо, прежде покрытое
морщинами. И о чудо! Морщин не было.
Обвела взглядом комнату. На стене напротив зеркало обнаружилось.
Вот к нему-то я и подскочила. Не прошаркала, не подошла осторожно…
подскочила! Дело ли?
И что там оказалось? Да я там и была… Только лет на сорок
моложе, чем привыкла.
С неверием ощупывала я свое лицо. Гладенькое, мягкое, точно
попка младенца. Глаза ясные, темные. Волосы шикарной гривой по
плечам, безо всякой седины.
Задышала чаще, как-то тошно сделалось, к горлу аж
подступило.
Ну нет, панику оставляем и начинаем думать. Я отошла обратно,
снова на кровать уселась.
Ночь, улица, фонарь, аптека… Тьфу ты! Что в голову лезет?
Еще раз.
Ночь. Я спала у себя дома. Или нет?
Нет… Память, наконец, начала работать. Кажется, когда приехала
Настасья мне вдруг стало плохо. Внучка вызвала неотложку. Помню,
как двое молодых людей, симпатичных таких, помогли спуститься в
машину скорой помощи. И палату больничную помню. Настася плакала… И
другие внучатки опосля приехали. Все родные собрались кажется.
Горечью сердце сжало, но поняла в этот момент, что путь мой там
завершился. И сейчас хоть тоской в груди и сверлило, а на глазах
выступили слезы, все ж ощущение какой-то завершенности имелось.
Достойная тихая жизнь.
