– Впустишь меня?
Призрак из недалекого прошлого заставляет замереть в дверях.
Воздух резко заканчивается в легких, нещадно печет. Телефон
выскальзывает из рук, разбивается на тысячи осколков, как когда-то
разбилась моя жизнь.
Он – мой кошмар.
Он – мои неприятности.
Он – мертв.
Глаза цвета утреннего мороза сканируют меня вдоль и поперек.
Вздрагиваю, ощущая, что ничто от него не ускользает мимо.
Взгляд-сканер проходится по телу, прикрытый шелковым халатом до
колен. Я чувствую себя голой и запахиваюсь еще сильнее в жалкий
кусок ткани. Он щурится, словно пытается вспомнить меня. Молчание
между нами затягивается.
Год прошел, а он все такой же, каким я его запомнила. Те же
холодные глаза, те же полные губы, то же скульптурное лицо. Капли
дождя красиво блестят на влажных волосах, как маленькие бриллианты.
Кожаная куртка тоже мерцает от влаги, рукава закатаны до локтей. Не
дышу. Стараюсь не рассматривать его пристально, не показывать, как
жадно мои глаза впиваются в спокойное мужское лицо, а потом
опускаются на руки. Я помню напряжение мускулов. Помню каждую
выпуклую венку. Черт! Он по-прежнему невообразимо красив.
– Проходи, – произношу как можно равнодушнее и холодно.
Стоит только мужчине войти в квартиру и закрыть за собой дверь,
между нами возникает высоковольтное напряжение. Я отхожу подальше
от незваного гостя, скрещиваю руки на груди. Жду. Пытаюсь сохранить
бесстрастную маску на лице, показать ему, что не удивлена его
приходу. Сердце грохочет в груди на полную мощность. Живой.
– Это… это правда ты? – спрашиваю дрожащим голосом.
Глаза не хотят верить тому, что видят. Потому что это невозможно
– кричит ум, и я с ним полностью согласна. Это невозможно...Это
словно триллер какой-то, где забыли сообщить о моей роли. В голове
проносится тысяча вопросов. Нет, больше тысячи, пусть и некоторые
повторяются, но ни на один я не знаю ответ. А хочется знать.
Хочется понять этого сукина сына, который стоит в моей квартире с
непробиваемым лицом.
– Я жив, Эсис.
Его голос вызывает стаю мурашек. У меня подкашиваются ноги,
только благодаря силе воли я не падаю на пол, как подкошенная, не
заливаюсь слезами, образуя вокруг себя маленькое озеро. Как бы я не
была зла, сердита, в груди екает сердце, а надежда, как живительный
эликсир, растекается по венам.
Живой. Весь этот год он был жив. И…
И даже не сообщил мне об этом!
Злость бушующим пламенем разгорается в груди, заставляя меня
поджать губы. Жив он. Прекрасно! То есть пока убивалась по нему,
пока пыталась разгрести дерьмо, в которое попала по самую макушку –
этот придурок спокойно где-то прятался и пережидал бурю. Сукин
сын!
– Ах ты гад! – бью Уильяма в солнечное сплетение, как когда-то
он меня учил во время уроков по самообороне. Он немного отступает и
опирается спиной о стену. Мне хочется бить его кулаки по груди,
бить по лицу, орать ему все, что было когда-то мне: боль, отчаянье,
тоску, безнадежность.
– Элис… ты чег…
– Не называй меня так! – выкрикиваю я, тяжело дыша. Зачесываю
волосы руками, обхватываю голову. Смотрю убийственным взглядом на
хмурого Ульяма.
– Картер сказал, что ты мертв! В тебя стреляли дважды!
Слышишь меня? – срываюсь на крик, но тут же себя одергиваю. – Я все
это время была одна! Одна! А ты... Ты даже не дал о себе знать!
– Элис…
– Я похоронила тебя! Я была вынуждена уехать из родного дома! Я
ни разу за это время не видела отца! Ты предал меня!
Слова вылетали из меня, как пули. Хаотично, без какой-либо цели.
Меня колотило от ярости, а злость туманила мозг на этого человека.
Ненавижу! Как же я его ненавижу!
– Элис…
—Уйди отсюда! Раз и навсег…
Внезапно Ульям подается в мою сторону, хватает меня за талию и
одним рывком прижимает к соседней стене. Он лишком близко. В нос
попадает его парфюм. Тот же мускусный запах, который ощутила в
последнюю встречу. Он смотрит на меня темнеющим взглядом, поглощая
меня своими грозовыми тучами. Он заставляет меня дрожать в своих
руках, сопротивляться собственной слабости, которую этот мужчина во
мне вызывает.
