- Вася! – гаркнул папа где-то в
коридоре и вошёл в мою комнату, открыв дверь без стука. Я резко
вскинула взгляд, стянула наушники с головы на шею, оторвалась от
рисунка и вопросительно посмотрела на родителя снизу вверх. – Твою
мать! - закатил он глаза, вероятно, снова увидев на моем лице пятна
краски, да и сама я, пишущая картины лёжа на полу, едва ли вызывала
у него восторг. – Ты когда-нибудь повзрослеешь? Ты что в пять лет
занимался мазней, лёжа на полу на шпагате, что сейчас… Может,
займёшься уже нормальным делом?
- Что в твоем понимании нормальное
дело, пап? – поинтересовалась я сдержанно и деловито, наверняка
зная, как его это бесит. Плавно вышла из шпагата, собрала ноги
лотосом и начала чистить кисточку от краски и воды, протирая ее
тряпкой. – Работа на заводе? Или мне уже пора родить? А-то,
наверное, как-то неправильно, что мне уже целых двадцать лет, а я
еще ни разу не родила? Что я должна сделать, чтобы ты начал уважать
меня, мои интересы и то, что я делаю уже больше пяти лет?
- Найди для начала нормальную работу
и пойми уже, что ты своей мазнёй ничего в этой жизни не добьёшься,
Василиса.
Началось… Старая заезженная
пластинка.
- Этой, как ты говоришь, мазнёй,
папа, я зарабатываю деньги. Конкретно за эту картину я заработаю в
конце недели тридцать тысяч рублей. Если ты не заметил, то я почти
не пользуюсь твоими счетами, потому что у меня уже давно есть
свой.
- И что? Ты думаешь, ты этим всю
жизнь зарабатывать будешь? – папа брезгливо махнул рукой на другие
мои холсты, приставленные к стенам, и буквально на глазах багровел
от злости. – И твою мазню покупают только мои друзья и знакомые.
Больше это нахер никому не надо. Думаешь, много дураков, которые
согласятся добровольно за такие деньги покупать то, что ты тут
вычихнула?
- Я тут вычихнула, папа, почти две
недели своей жизни, - указала я на холст, с которым только что
работала, и решила встать, потому что стоя на отца мне кричать было
привычнее. А мы сейчас точно начнём кричать. Я отлично знаю
сценарий наших ссор, которые проходят на повышенных тонах и
заканчиваются хлопками двери, а потом мама капает папе
успокоительные капли. В коньяк.
- Устройся ко мне в офис. Поработай
на нормальной работе и пойми, наконец, что деньги нужно
зарабатывать трудом, а не витанием в облаках и мазнёй по бумажке, -
продолжал папа гнуть свою линию.
- Андрюш, - вклинилась деликатно
мама, услышав наши вопли.
- Ты-то не лезь! – рявкнул папа,
импульсивно взболтнув взмахом руки воздух. – Целовала? Дула ей в
жопу? Вот и выросла у нас бестолочь!
- И жопа, кстати, тоже немаленькая
выросла, - вклинилась я с тем же укором посмотрев на маму.
- Видишь?! – рявкнул папа, указав в
мою сторону рукой и выпучив глаза на маму. – Ей, вообще, на всё
похуй! Ей весело! Нихрена в жизни не умеет и веселиться!
- Так отпусти меня! – вспылила я,
бросив на пол кисточку и тряпку. – Дай пожить самостоятельно, без
твоих денег и твоей поддержки, чтобы я, наконец, уже почувствовала
эту страшную-ужасную жизнь по-настоящему взрослых людей, - потрясла
я воздухе кавычками из пальцев. – Ты же сам меня никуда не
отпускаешь.
- Да потому что ты сдохнешь одна с
голодухи, когда красную водичку для борща найти не сможешь!
- Сам дурак! – крикнула я
возмущенно.
На мой крик среагировал мой мопс,
который, прячась за мной, начал лаять на папу.
- Беляш, тихо! – попыталась я
успокоить буханку ярости у своих ног. Безуспешно. Он хоть и боялся
папу, но, прячась за мной, явно чувствовал себя бессмертным.
- Я тебе устрою, - закивал папа
активно. В его широко распахнутых глазах явно зрел какой-то план. –
Я тебе устрою взрослую жизнью. И пиздюку твоему тоже, - не забыл он
упомянуть Беляша и, широко шагая, вышел из моей комнаты.
