Она была и птицей, и ручьем,
Тропинкой тайной и кустом веселым
Она была бесстрашной и хмельной,
Она не знала этой ночью меры
Стыдливости и смеха, попросив
Калиновую дудку у кукушки…
Дочь леса светлая не признает печали…
Эдит Сёдергран
Был ветреный день и четыре часа пополудни. Низкие темные облака закрывали небо. Я, как обычно в последнее время, скучала, смотрела в окно своего особняка и ждала, когда пойдет дождь. И не дождалась. Облака стали реже, и в разрывах их проглянуло солнце: оно теплым розовым пятном легло на стену у меня за спиной, на угол рабочего стола. И письмо. Толстенький аппетитный конверт, не вскрытый почему-то. Странно… Должно быть, затерялось среди утренней почты – сегодня она была обширна – и я его просто не заметила сразу.
Итак, письмо было от давней подруги, которая сейчас жила и работала в каком-то немыслимо таинственном и сказочно интересном месте. В письме она вспоминала наши детские забавы, сетовала, что так редко видимся и в заключение приглашала приехать на месяцочек, пожить в Замке, поболтать, как встарь, познакомиться с ее друзьями.
Марину я любила и, в самом деле, давно не видела. Особняк мне несколько прискучил, на месте ничто не держало. Я с легким сердцем собрала сумку, свистнула любимую собаку, которая шлялась по комнатам в поисках развлечений, остановила первую попавшуюся почтовую упряжку и через минуту была уже далеко от своего унылого северного обиталища.
Почтовые упряжки! Стремительное, неслышное, как сон, движение. Стремительный разбег, когда трава клонится под ветром у самых ног, и не сразу ощутишь, что уже не трава, а золотые кроны деревьев пылают внизу. Горизонт вымахивает далеко-далеко, и к нему убегает, поблескивая, серебристая колея твоей упряжки…
К вечеру я вступила под своды Марининого Замка. Гулко разнеслись шаги по плитам двора. Навстречу нам с лаем вылетели собаки, с ходу затормошили Змейку, попытались увлечь в глубь двора. Но та предпочла остаться со мной. И Маринина свора отнеслась к этому желанию с уваженьем. Я посмеялась, глядя на них. Беспородная лохматая Змейка как танк ворочалась среди маленьких, легких, быстрых песиков моей подруги. Всей толпой мы поднялись по длинной узкой лестнице. Странное удовольствие – не один раз в день спускаться и подниматься по такому сооружению! Лестница винтом шла в высокой круглой башне – ни одной площадки, чтоб остановиться и перевести дух, ни одной бойницы в толстых, красно-дымных стенах. "Тропа отважных", вспомнила я любимое Маринино выражение. Моя старая подруга до самозабвения любила такие тропы… Хотя… Где-нибудь в недрах Замка наверняка жил самый обыкновенный лифт. А лестница – персонально для дорогих гостей. Чтоб память крепче была.
И верно – лестница выходила строго на один этаж – самый верхний. Попасть на какие-то другие ярусы – внутрь Замка – отсюда было невозможно. Ну – пусть, если здесь принято играть по таким правилам… Я ничего не имела против. Забравшись в поднебесье, мы с собаками крытой галереей прошли в гостевые апартаменты. Здесь безраздельно царил ветер, потому что вырубленные в камне окна не были застеклены, просто забраны снаружи ажурной решеткой. Ветер пролетал по огромным залам, шевелил длинный мех ковров, раскачивал плети пышных вьюнов, глухо завывал в трубах камина в гостиной. Я с наслаждением втянула в себя запах холодной высоты и неприрученного ветра. Мне здесь нравилось. Молодцы, ребята!
Кстати, о хозяевах. Одиночество дорогого гостя тоже входило в ритуал встречи? С другой стороны – я ж никого не предупреждала о своем приезде. Хозяева имели святое право заниматься сегодня своими делами и не торопиться домой…
Я побродила по залам, отыскала толстый меховой плед, бар с горячими напитками и устроилась в тяжелом дубовом кресле у… этого, с позволения сказать, "окна". Потягивала из кружки густой красный и горячий глинтвейн, смотрела в ночь… Да, уже наступала ночь. Звездная, холодная, с высоким, красивым и тревожным небом. Ровный не перестающий ветер качал деревья внизу. Темный лес- сколько хватает глаз. Суровый, непролазный. Деревья не в пример больше тех, к которым я привыкла дома. И меня привораживала эта дикая чащоба… Я перестала чувствовать вкус напитка во рту, смешной и неправильной показалась мысль, мелькнувшая краешком сознания, что, мол, все возвращается на круги своя – вот снова сижу у окна, собаки греют ноги, буянит ветер, а жизнь идет мимо меня – в тепле, сладости и покое…
