Глава 1: Люцифер берёт творческий отпуск, а получает юношество
Ад – это не котлы со смолой и не содомиты-бухгалтеры, вечно пересчитывающие грехи, хотя последние имелись в избытке. Ад – это бесконечное администрирование. Это вечные отчёты о превышении плана по грехам по неосторожности, служебные расследования по поводу утечки душ вследствие халатности младших бесов, и бесконечные, до тошноты, до звёздного скрежета, совещания. Совещания о оптимизации страданий, о внедрении инновационных методов искушения, о кадровых перестановках в среде грешников седьмого круга.
Люцифер, он же Светоносец, он же Князь Тьмы, он же Повелитель Мух (последнее он особенно не любил, считая это мелким и унизительным), сидел на троне, высеченном из окаменелого отчаяния, и смотрел в бесконечную панораму своих владений. Где-то вдалеке, в котловане Лени, души бывших чиновников веками перекладывали с места на место виртуальные бумаги, испытывая муки абсурда. Чуть ближе, в Ущелье Гордыни, бывшие полководцы и короли вечно проигрывали одни и те же сражения, победа в которых не имела ровным счётом никакого значения. Всё было отлажено, предсказуемо и до чёртиков скучно.
– Доклад от Отдела Земных Искушений, ваше Мрачное Величество, – просипел у его ног бес по имени Астарот, чья должность официально звучала как «Вице-Канцлер Постоянных Мук». Он протягивал свиток, испещрённый пламенеющими рунами.
Люцифер даже не повернул головы. Он смотрел на проекцию одного-единственного места на поверхности – Венеции. Города на воде, города масок, порока и изумительной, почти божественной архитектуры. Там сейчас был карнавал. Шёл 1672 год от Рождества Христова, которого Люцифер, если честно, никогда не понимал. Весь этот пафос с непорочным зачатием и искупительной жертвой казался ему дурным театром. А вот Венеция… Венеция была театром хорошим. Там грешили с изяществом, там лицемерили с искусством, там убивали из-за угла с поэтическим намёком, а не тупым топором мясника.
– Ваше Величество? – настойчиво повторил Астарот. – Квартальный отчёт. Показатели по гордыне и чревоугодию стабильно превышают плановые значения, однако простите, по похоти – наблюдается спад. Виной тому, по мнению экспертов, эпидемия сифилиса, которая…
– Заткнись, Астарот, – мягко произнёс Люцифер. Его голос был подобен скрипке, исполняющей траурный марш на разогретой лаве.
Бес заткнулся, поперхнувшись собственным ядовитым жалом.
«Сколько? – размышлял Князь Тьмы. – Сколько тысячелетий я служу вечным противовесом? Вечным «нет» на божественное «да»? Вечным кнутом в руках невидимого пастуха?»
Он вспомнил момент своего падения. Не гордыня им двигала, о нет. Его двигала скука. Скука от предопределённости Рая. Он восстал против гармонии, желая хаоса, творчества, свободы. И что в итоге? Он создал самую эффективную, самую беспощадную бюрократическую машину во всех мирах. Он стал тем, против чего боролся – главным администратором в системе, где всё было предписано свыше. Даже его бунт был частью плана. Эта мысль жгла его сильнее любого адского пламени.
Его взгляд упал на один из бесчисленных экранов наблюдения, висевших в воздухе. Там, в Венеции, молодой аристократ в маске Баута, пьяный и весёлый, упал в канал, пытаясь догнать уплывающую в гондоле девушку. Его друзья хохотали, протягивая ему весло, не чтобы помочь, а чтобы посмеяться ещё больше. Юноша барахтался в грязной воде, смешной и жалкий. И в этот момент Люциферу в голову пришла идея. Ослепительная, безумная, единственно верная.
Отпуск.
Не просто сменить обстановку, отправиться, скажем, на пару веков в Париж – искушать тамошних философов. Нет. Настоящий отпуск. Тот, где ты – не ты. Где тебе не пишут докладные записки. Где от тебя не ждут ни падений ангелов, ни апокалипсисов. Где ты – никто.
