Ветры над киото

Киото, двадцать четвёртый день месяца листопада.

Ветер пришёл ночью – не с моря, как бывало прежде, а с гор. Он нёс с собой запахи хвои, золы и мокрого шёлка. Он прошел над храмами, где монахи всё ещё жгли благовония Будде, над мостами, что давно привыкли к шагам и смерти, и над узкими улочками, где дремали тени самураев и проституток. И когда он добрался до дворца, ветер ударил в распахнутые ставни сёгуна – как вызов, как напоминание.

На рассвете Киото казался тише обычного. Даже вороны, вечные вестники города, замолчали, словно почувствовали, что сегодня – день, когда слова убивают быстрее мечей.

Старик Накамура, последний каллиграф при дворе, провёл кистью по рисовой бумаге, нанося символ: 風 – ветер. Он писал его медленно, как будто рисовал судьбу. Бумага вздрогнула от его дыхания. Он знал, что это утро – последнее спокойное утро старой эпохи.

На другом конце города – у старой пагоды, покрытой лишайником и трещинами времени – мужчина без имени закончил своё утреннее молчание. Он не молился. Он не поклонялся. Он просто сидел, словно внемля дыханию мира. Перед ним лежал обнажённый меч – короткий, кривоватый, с трещиной у основания. Он не держал его в руке. Он лишь смотрел на него, как на часть себя, которую давно хотел выбросить, но не мог.

Мужчина поднялся, отряхнул колени и посмотрел на восток. Киото ждал его. Не как героя. Не как мстителя. А как кого-то, кто станет выбором.

Его звали Куросава Рин.

Он не знал, начнётся ли сегодня новая эпоха – или погибнет старая. Он знал одно: ветер изменился.