Говорят, что у Владыки для каждого
из нас своя роль. И что мы должны смиренно принимать все, что он
нам дарует. Сносить все невзгоды и трудности, благодарить за
радость, спокойствие и саму жизнь. Я благодарила. Благодарила
искренне, от чистого сердца, от души. Но потом наши свободные земли
попались на пути Альянса. Союза тринадцати сильнейших альф
вервольфов, которые объединились для того, чтобы присвоить себе
весь мир. Они уже завоевали Южный и почти весь Северный материки,
осталась лишь Легория, где люди еще продолжали бороться, и часть
Аринского леса, в глуши которого затерялась маленькая деревенька, в
которой я жила.
Очевидно, я слишком мало молилась.
Перестала верить во Владыку, когда появилась легорийская армия и
согнала всех мужчин от стариков до совсем мальчишек в крепость
Крайтон, защищать последний оплот свободного человечества. В том
числе отца, старшего брата и Нико, моего жениха. Никто из них не
вернулся. Пришлось научиться выполнять мужскую работу: охотиться,
мастерить, поддерживать семью. Может, поэтому я больше не ходила в
храм. То ли разочаровалась в своей вере, то ли просто времени не
было на то, чтобы почитать бога, который нас бросил. У вервольфов
было несколько божеств, и все они им благоволили.
А может, им благоволила сама
природа.
Выше, сильнее, быстрее любого
человека. Они видели лучше, слышали лучше, чуяли врага на огромном
расстоянии. Они сращивали раны в мгновение ока, когда же обращались
к своему зверю, то шансы на победу над чудовищем становились
ничтожно малы. Чтобы убить зверя, требовалось человек десять. Нужно
ли говорить, что мужчин среди людей становилось все меньше и
меньше?
Я злилась на него, на Владыку.
Признавалась в этом матери, заявляла, что он про нас забыл. Что
благодаря ему она никогда не увидит мужа, а я никогда не стану
женой, не познаю мужниной любви и ласки. Я бросала это в сердцах,
и, кажется, прогневила этим своего бога. Потому что мой мир разом
рухнул и превратился в ад.
Я попала в лапы вервольфа.
То была суббота — день, когда все в
нашей деревне посещали церковь, чтобы поблагодарить Владыку и
помолиться за жизни тех, кто защищал Легорию, и за души тех, кто
пал, защищая. Но я не пошла, предпочла поохотиться в лесу, поймать
кроликов или, если повезет, косулю. Я покинула деревню еще
засветло, летнее утро было наполнено свежестью, и я вдыхала этот
сладкий аромат, пока шла по тонкой, на одного, дорожке, петляющей
мимо берез. Эта дорожка вела к реке, где на небольшом песчаном
берегу женщины стирали белье.
Заслышав шум потока, я свернула в
сторону чащи, ступая по зеленой траве. Чем дальше я уходила, тем
гуще становились деревья. Оказавшийся здесь впервые человек мог
легко заблудиться, но я бегала по этому лесу с детства и знала его
как свои пять пальцев. Одинаковые на первый взгляд пейзажи на самом
деле такими не были. Вот там покосившееся дерево, а тут еще мой
отец оставил зарубку, чтобы никто из детей-непосед не
потерялся.
При мыслях об отце сердце отозвалось
болью: будто стрела вонзилась. Тогда я с силой наступила на сухую
ветку, попавшуюся на моем пути, раскрошила ее и приказала себе о
нем не думать. О нем, о Нико. Если бы можно было получить от них
хоть какую-то весточку! Но в нашей деревне читать и писать могла
только жена старосты. Да и то, за последний год зрение у нее стало
ни к бесам, последнее письмо из Крайтона, пришедшее полгода назад,
она даже не смогла разобрать. Это тоже злило. Я просила ее научить
меня грамоте, но когда мне учиться? Надо семью кормить.
Хруст совсем близко нарушил уютную
тишину леса, всполошил перекрикивающихся друг с другом птиц.
Заставил меня пригнуться к земле и потянуться за луком. Судя по
звуку, это был кто-то крупный. Косуля, а может, даже олень. Я
слилась с холмом, дыша почти бесшумно и отмечая, что сегодня
безветренная погода, и мне должно повезти. Тут ручей неподалеку,
наверняка, зверь направится к нему попить, а я как раз…