Глава 1: Легкое Дело и Старый "Друг"
Дождь в Новиграде никогда не был чистым. Он стекал по закопченным кирпичным стенам трущобного района, известного как "Крысиные Норы", унося с крыш и мостовых грязь, помои и отчаяние. Он не очищал, а лишь размазывал скверну города, превращая узкие переулки в вонючие коридоры скользкой грязи и гниющей соломы. Именно в такую погоду Эльра чувствовала себя как дома. Тень среди теней, призрак в тумане.
Она прижалась спиной к холодной, влажной стене глинобитной лачуги, сливаясь с глубокой нишей под полуразвалившимся навесом. Ее темные, пропитанные влагой одежды – прочный, но поношенный кожаный камзол поверх грубой шерстяной рубахи, темные штаны и сапоги, потерявшие форму от грязи – делали ее неотличимой от окружающего мусора. Только глаза, серые и холодные, как новоградская сталь, выдавали в ней нечто живое и настороженное. Они неотрывно следили за концом переулка, где тусклый свет масляного фонаря, болтавшегося на скрипящем кронштейне, выхватывал из мрака фигуру торговца вяленой рыбой. Торговец нервно озирался, его толстые пальцы сжимали потрепанный кошель, привязанный к поясу под рваным плащом. Он явно задержался допоздна, и теперь страх гнал его домой сквозь недружелюбные Норы.
Эльра не испытывала к нему ни жалости, ни злобы. Он был просто возможностью. Остротой инстинкта, отточенного годами выживания на улицах, она вычислила его маршрут: он свернет в этот переулок, самый короткий путь к его лачуге двумя улицами выше. И он свернул. Его шаги, поначалу торопливые, замедлились, когда он погрузился в густую тень между высокими стенами. Он почуял опасность, которую не мог определить. Эльра улыбнулась про себя, без тени тепла. Она была этой неопределенной опасностью.
Он прошел мимо ее ниши, не заметив. Эльра оттолкнулась от стены беззвучно, как кошка. Два шага – быстрых, точных. Ее рука, обернутая в грубую ткань, чтобы не оставить следов, легла ему на плечо. Он взвизгнул, обернулся, и его глаза расширились от ужаса, когда он увидел лишь темный силуэт. Эльра использовала его инерцию. Резкий рывок на себя, подножка, и тяжелый мужчина с глухим стуком шлепнулся в грязь. Прежде чем он успел вдохнуть для крика, колено Эльры уперлось ему в спину, прижимая лицом к зловонной жиже. Другая рука зажала ему рот.
«Тише, жирный червь,» – прошипела она, голос низкий, хрипловатый, лишенный всякой теплоты. – «Кричи – умрешь. Шевелись – умрешь. Понял?»
Он замычал что-то под ее ладонью, забился в панике. Эльра сильнее нажала коленом. «Понял?» – повторила она, и в голосе прозвучала сталь.
Он закивал, насколько позволяла ее хватка. Слезы смешались с грязью на его щеках. Эльра почувствовала отвращение – к нему, к себе, к этой вечной грязи, из которой она вылезала и в которую снова падала. Но голод был сильнее. Ловким движением она рассекла тупым кончиком своего ножа веревку, державшую кошель у него на поясе, и сунула его за пазуху. Вес монет был обнадеживающе ощутим даже сквозь ткань.
«Лежи. Досчитай до ста. Медленно,» – приказала она, отпуская его рот и отскакивая назад, в тень. Он закашлялся, захлебываясь грязью и страхом, но не кричал. Эльра уже растворилась в лабиринте переулков, ее шаги бесшумны на мокрых камнях. Она знала – он не посчитает. Он просто будет лежать, пока страх не отпустит его, а потом побежит домой, благодаря судьбу, что отделался только кошельком. Таковы были Норы. Здесь грабили, резали и насиловали за кусок хлеба. Она просто была эффективна.
Она выбралась из самых глубин трущоб, туда, где дома, хоть и обветшалые, еще держали форму, а улицы были чуть шире. Здесь пахло не только помоями, но и дешевым табаком, перегаром, жареной требухой и человеческой немытой скученностью. Таверна «Ржавый Якорь» маячила впереди, ее покосившаяся вывеска скрипела на ветру. Тусклый свет и гул голосов лились из-под притворенной двери. Это был не самый плохой притон, а значит, не самый дешевый. Но у Эльры сегодня были деньги. И потребность в тепле, пусть и скупом, и в крепком вине, чтобы приглушить вечный холод внутри.
