Глава первая
Запах томатного соуса и чеснока витал в воздухе, смешиваясь с ароматом свежеиспеченного хлеба. В их маленькой, но уютной кухне царил теплый, слегка хаотичный беспорядок: на столе красовались лук-порей, разобранный на тонкие колечки, и шляпки от грибов, а Катя с ожесточением терла сыр для пасты. Закипающая в кастрюле вода шипением вторила джазовому мотиву, тихо льющемуся из колонки. Александр, стоя у плиты и помешивая соус, украдкой наблюдал за ней. Она была вся в этом процессе, с вытянутой от усердия губой и чумазым от помидора локтем. В такие моменты его сердце сжималось от такой острой нежности, что казалось, вот-вот разорвется.
– Катюш, смотри не сотри в труху, – его голос, низкий и спокойный, нарушил ее сосредоточенность. – А то у нас будет не «Карбонара», а «Сырная пыль по-римски».
Катя фыркнула, отставив терку.
– А ты молчи, великий кулинар. Тот, кто режет лук кубиками размером с наперсток, не имеет права критиковать.
– Это называется «техника безопасности», – парировал он, грациозно встряхивая сковороду, чтобы пламя равномерно обжарило бекон. – Крупные куски меньше слез.
– Слез? – Катя подошла к нему сзади, обняла и прижалась щекой к его спине, чувствуя знакомую твердость плеч. – Ты? Плакать? Представить не могу. Ты однажды с занозой в десять сантиметров пытался мне рассказывать, что это «просто царапина».
Александр рассмеялся, и его смех, как всегда, наполнил комнату. Он положил ложку, повернулся к ней и обнял, прижимая к себе.
– Ну, так и было. А помнишь, как мы познакомились? Вот где были слезы. Точнее, одна большая слеза паники в твоих глазах.
Катя застонала, пряча лицо у него на груди.
– Ой, только не надо! Это же был кошмар!
– Мой любимый кошмар, -он откинул ее голову, подняв за подбородок, и его серые глаза смягчились, глядя в ее зелено-карие. – Расскажи. Я люблю эту историю.
Она вздохнула, делая вид, что это ее раздражает, но уголки губ предательски поползли вверх.
– Хорошо, хорошо. Я опаздывала на собеседование, неслась по эскалатору в метро, каблук застрял в гофрированном крае… Я дернула, он сломался. И я, как дура, поехала дальше на одном каблуке, подпрыгивая, как кенгуренок.
– А я стоял внизу и наблюдал за этим забавным зрелищем, – вставил Александр, сияя улыбкой.
– Ты не стоял! Ты подошел ко мне на платформе, когда я уже почти плакала от унижения и злости, и сказал самую идиотскую фразу на свете.
Он склонился к ее уху и прошептал те самые слова, сказанные шесть лет назад:
– «Простите, вы не из цирка ушли? У вас уникальный номер – «Балерина на расстроенных пуантах». Могу я предложить вам свою руку в качестве опоры?»
Катя расхохоталась, толкнув его в плечо.
– Я хотела тебя убить! У меня карьера рушилась, а тут какой-то клоун!
– Но карьера не рухнула, – напомнил он. – Потому что этот «клоун» довел тебя до офиса на своих двоих, а потом узнал, что ты не прошла собеседование, и повел пить кофе, чтобы «залить горе». Самое лучшее инвестиционное решение в моей жизни.
Он снова стал серьезным, его пальцы нежно переплелись с ее прядями.
– И самое лучшее падение на эскалаторе в моей, – прошептала она в ответ.
Они стояли так, в своем маленьком мире, где пахло едой и счастьем, где смех легко смешивался с признаниями, а прикосновения говорили громче любых слов. За окном садилось солнце, окрашивая стены в теплые, медовые тона. Все было идеально. Он нежно поцеловал ее в макушку.
– Пойдем, есть охота. А то паста превратится в монолит.
Но в самый этот момент в кармане его джинсов тихо, но настойчиво завибрировал телефон. Один раз. Потом еще. Александр замер на долю секунды, его тело инстинктивно напряглось, прежде чем он снова расслабился и улыбнулся Кате, делая вид, что ничего не произошло.
