Милания
— “Долго скакал прекрасный юноша, весь мир объехал в надежде
найти спящую принцессу”…
— Почему именно спящую? Не нашлось другой или принц настолько
страшненький, что с ним только с закрытыми глазами поцеловаться
можно? — встреваю, нагло перебив рассказчика. А что делать? Тема
очень животрепещущая. Я буквально подпрыгиваю на месте, чтобы
узнать подробности.
— Нормальный принц, вполне себе симпатичный, невесты за ним
бегают, — бормочет чтец с видом оскорбленного достоинства. — Я могу
продолжить?
— Да-да, — отрешенно отвечаю, так и не получив ответ на свой
вопрос. — Простите, мы же все-таки правду пишем, а не какую-нибудь
желтую прессу. Читатель должен проникнуться, поверить.
— “Преодолевал он и горы, и знойные пустыни, и противостоял
ветрам — так хотел припасть к губам принцессы, чтобы освободить ее
от вечного сна. Наконец добрался он до дворца, украл красавицу у
свирепого дракона, пленившего девушку, привез ее в отчий дом и
прижался к вожделенным губам. В тот момент принцесса открыла
глаза…”
— Ну то есть я, — глубокомысленно заключаю. Задумчиво поглаживаю
губы. Чего все к ним тянутся? Медом они, что ли, намазаны? Вон
какой принц правильный, ждал сколько, до дома вез,
воздерживался.
— Именно так, — довольно подтверждает писарь. Как бишь его?
Ей-богу, забыла!
Не увидев в моем лица ожидаемого восхищения от его работы,
мужичок мрачнеет.
— Окей. А что стало с драконом? — постукиваю пальцами по
отполированной красной рукояти. Однако неплохую раньше мебель
делали, не то что в наше время.
— Как что? Сразили на обратной дороге! — пылко хрипит писарь. —
Он того… — и закатывает глаза к небу.
— Правда, что ли? — удивляюсь. Ящерица в сказках обычно не
глупая, драться умеет. А тут такая участь горькая.
— Нет, конечно. Никто дракона сразить не может. Выкрали
принцессу и в дом отчий привезли.
— То есть дракон нагрянуть может, злой и раздраженный? Будет
мстить, меня снова заберет. Я поняла. Королевству скоро хана, —
бормочу под нос, а у мужика глаза округляются от ужаса.Что меня тут
защитят, верилось с трудом. — Чего так смотрите? У дракона
принцессу отобрали, она ему была зачем-то нужна. Я бы тоже
разозлилась на его месте. Он же старался, тырил у батюшки
моего.
Порывисто вскакиваю и принимаюсь нашагивать по мягкому
расписному синему ковру, да так быстро, что будь у меня умные часы,
вмиг бы насчитали тысячу.
— Не факт, что дракон вернется, — лепечет писарь. — Может, он
уже это… забыл?
— Может, и забыл… — произношу с сомнением. — Так а чего он со
мной делал-то? — останавливаюсь и с самым серьезным видом гляжу на
писаря. — Смотрел сутками, что ли? Или он недавно стал
вегетарианцем, и жевал свой салат, глядя на меня и представляя,
какая я вкусненькая?
Писарь хватается за сердце, оседает в кресло. Ему совсем не
нравится, куда заводит нас двоих критическое осмысление его
биографической хроники моей короткой жизни.
— Думать о таком дурно! Наверное, он ждал.
— А чего ждал? Пробуждения? Так если ждал, стало быть, и
целовал, раз другим только это и было нужно? — не унимаюсь я. Вот
пока я наивно верила в сказки, мне было все равно. А как дело дошло
по факту, так не до смеху! Я должна все знать.
Писарь испуганно вжимается в кресло, видимо, в красках
представляя, что делал чешуйчатый гад с невинной девой. Похоже, не
задумывался об этом и принц, когда припадал к моим многострадальным
губам. И с рептилией, стало быть, лобзалась, и с первым встречным,
а по итогу ничего не помню. Даже обидно становится. Не то, чтобы я
была распущенной, скорее, гиперскромной, просто первый поцелуй
проспать — это надо постараться.
Ведь до вечера первого октября моя жизнь была самой обычной. И,
отрубаясь на жесткой скрипучей кровати в университетской общаге, я
понятия не имела, что проснусь не в себе, не у себя и с новой
биографией, которая обещает оборваться при неминуемой встречей со
свирепым драконом.