— Нет, Кирилл, мы не можем ее просто так здесь оставить! Не
можем отдать в детский дом!
Чьи-то холодные руки касаются моих застывших предплечий, как
будто мне кидают спасательный круг. Только протяни ладонь, вот же
он, совсем близко. Только коснуться, и спасение неизбежно.
Но я сижу без движения.
— Ее родители живы! И что мы им скажем, когда они очнутся? Ну
же, Кир, это же и твои друзья тоже!
Кто-то тяжело вздыхает. Так вздыхают люди, которым очень не
хочется сдаваться под тяжестью обстоятельств, но придется.
— Нина, — меня дергают за плечо. Трясут. Больно.
Меня окружает туман, в него зачем-то вторгаются другие. А я не
хочу… Оставьте меня в покое!
— Нина! — голос попадает в уши, разносится по мозгу и затухает в
глубине.
— Тетя Лиза? — разлепляю пересохшие губы.
— Вставай, девочка, нам пора ехать. Давай же! Кир, что стоишь?
Помогай.
Меня подхватывают под руки и отрывают от железного стула. Не
успеваю моргнуть, как больничный смог разряжает чистый воздух.
Затем в нос ударяет сладкий химозный запах Бабл-гам. Включает
музыку, и это джаз, который обожает отец. Или обожал?
Как больно! Внутренности объяты огнем, тяжело вздохнуть.
Кажется, еще движение — и сгорю.
— Скоро будешь дома, моя девочка, очень скоро!
Дом? Наша уютная зеленая лофт-квартирка на последнем этаже
многоэтажки? Там — дом.
За запотевшим окном не город. Я вяло стираю рукавом легкой
куртки конденсат. Смазанные очертания приобретают форму елей. Мы
едем не домой.
Машина останавливается. Под ногами снег и пестрые ленты от
хлопушки. Они похожи на мертвых змей.
Дом помню смутно. Незнакомый. В бежевых тонах.
Мы поднимаемся по лестнице. Три шага — поворот. Еще два —
открывается коричневая дверь.
— Это твоя комната, милая, — меня навязчиво толкают вперед.
Пахнет древесиной и хвоей. Комната чужая, в ней кто-то живет.
Я прохожу к кровати. Она широкая и на ней шоколадно-коричневое
стеганое покрывало. Падаю на него. Мягко. Пахнет морем и хвоей.
Засыпаю.
***
Просыпаюсь. Пахнет морем и хвоей. Это не моя комната!
Где я?
В голове трезвонят колокольчики воспоминаний.
Первое января. Мы едем на заснеженной загородной дороге. Куда?
Не помню… Внедорожник на противоположной полосе резко идет на
обгон. Папа успевает среагировать в последний момент. Крутит руль в
сторону. Наша арендованная машина уходит в занос. Кружит по дороге
как в карусели, а я вижу как в замедленной съемке приближение
канавы. Один. Два. Три. Прыжок. Ощущение невесомости. Наша машина
срывается в кювет, снова подпрыгивает, и мир делает кульбит.
Грохот. Картинка перед глазами остается ногами кверху, а ремень
безопасности больно впивается в плечо и живот. Кто-то кричит.
Наверное, я. Лица родителей утонули в белых подушках безопасности.
Зову их — они не реагируют. Пахнет жженой резиной.
Дальше появляются незнакомые люди. Говорят что-то ободряющее.
Сигналы. Никогда не думала, что служба спасение приедет за мной. За
другими — пожалуйста. Но не за мной или за моими близкими.
Суровый мужчина пытается говорить ласковые слова, пока борется с
застежкой моего ремня. Снова ощущение невесомости. Я кричу. Меня
ловят.
Очень холодно. Меня вытаскивают на улицу. Страшно. Сине-красные
мигалки. Сирена скорой. Я в ней. Ко рту прижата маска, больно
сдавливающая кожу.
Когда приезжаем в больницу, я чувствую себя лучше. Все внимание
персонала переключается к родителям: их привезла другая бригада.
Они еще живы. Искалечены. В коме.
Меня бегло осматривают. Жить буду. Оставляют в коридоре. Сижу у
операционной.
Тетя Лиза. Пахнет ирисами и апельсином. Она приехала за
мной.
Стало быть, я в ее доме.
Чья это комната?
Переворачиваюсь на спину. Обвожу взглядом помещение.
Многочисленные кубки стоят на полках до самого верха. Высокие
потолки заканчиваются деревянными перекладинами. Интересно, как до
них достают? Даже стремянка, и та не поможет. Я слышала, что тетя
Лиза живет в богатом загородном доме своего мужа дяди Кирилла. Я
его видела пару раз в жизни: обычно он слишком занят, чтобы бывать
на наших семейных вечеринках. Тетя Лиза приезжала одна.
